Вильгельм I и нормандское завоевание Англии - [48]

) была сумма, которую управляющие, арендаторы и откупщики обычно выплачивали эконому сеньора. Из-за опустошений, причиненных в 1065–71 гг., пошлины не всегда можно было собрать в полном объеме, поэтому фактическая стоимость (в переписи — «valet»^{15}) могла быть ниже. С другой стороны, часто были и такие землевладельцы, которые могли взимать просто грабительскую арендную плату, иногда даже постоянно повышая ее. Если мы рассмотрим обстоятельства, при которых жаловались имения, то мы должны будем признать, что их раздача во многом напоминала лотерею. Перечисляя некоторых крупнейших бенефициариев, Ордерик Виталий, из-за своего англо-нормандского происхождения относившийся ко всему этому двойственно, отмечает, что Вильгельм из самых ничтожных нормандских солдат сделал «трибунов» и «центурионов». С другой стороны, в драматическом описании событий 1075 г. тот же самый летописец вкладывает в уста мятежных графов полные горечи слова о том, что Вильгельм не вознаградил надлежащим образом тех, кто помог ему осуществить завоевание; что этот неблагодарный человек обманул тех, кто проливал свою кровь у него на службе; и что раненым ветеранам он дал неплодородные и опустошенные войной участки, а после того как они восстанавливали эти земли, иногда даже забирал их обратно. Хотя эти обвинения и противоречивы, но они показывают следующее: среди тех, кто верил, что у них есть право на получение награды, вероятно, были и завистники, и недовольные.

Как мы видим, в стране существовала напряженность, но она не затрагивала саму устоявшуюся экономическую систему, сохранявшую стабильность. Свидетельств того, что новые сеньоры проводили коренные преобразования, у нас нет. Поначалу, конечно, был распространен произвол: землевладельцев изгоняли, чтобы отдать их феоды новоприбывшим или же чтобы построить на этих участках усадьбы или замки; помимо этого, можно отметить случаи посягательств на чужие поместья, неправильного понимания староанглийских принципов феодального землевладения, а также нерадивости и грубости со стороны чужаков, неуверенных в своих правах и часто презиравших местное население. Однако, устроившись на новом месте, эти держатели земли не имели особых причин нарушать порядки, перенятые от англичан. Они стали богаче, чем когда-либо; обладатели крупных поместий большей частью не жили в своих новых владениях; и, кроме того, в самом начале у них, вероятно, не было ни желания, ни времени, ни знаний для того, чтобы вмешиваться в хозяйственные дела. Любой из них мог потребовать от своих откупщиков и управляющих, чтобы они предоставили рабочую силу для постройки замка или усадьбы, или назначить более высокую ренту. Однако только самые непреклонные и безжалостные могли упорствовать в своих требованиях, если им говорили, что земля не может дать больше, или если они наталкивались на пассивное сопротивление жителей деревень. После всех подобных беспокойств сельские общины, имевшие своего священника и судью, и небольшие деревушки во многом продолжали жить так же, как и раньше, соблюдая прежние обычаи. Вильгельм — возможно, под влиянием нормандских священнослужителей — не приветствовал систему рабского труда, и после завоевания статус раба в поместьях постепенно исчез. Однако в 1086 г. рабов в Англии было еще очень много.

Итак, нижний уровень экономической системы королевства характеризовался значительной преемственностью. Однако сословие землевладельцев, как мы видим, подверглось немалым изменениям. По подсчетам, сделанным согласно переписи «Книги Страшного суда», в 1086 г. примерно пятую часть английских земель составляли королевские владения, четверть принадлежала церкви и половина находилась в руках главных держателей королевских земель. Что касается английских землевладельцев, которые занимали низшую ступень на общественной лестнице, то их очень часто лишали владений. Представляется немыслимым, что эта стремительная и масштабная замена англо-датской знати французской аристократией не привела к социальным, правовым и экономическим переменам, однако из-за отсутствия точных сведений этот вопрос так и остается противоречивым и неясным.

Можно с уверенностью сказать, что новые правители — главным образом, король и его бароны — отдавали вассалам поместья в качестве ленных владений, а те в свою очередь исполняли феодальные повинности, приносили оммаж, а также обязывались нести различную службу. У нас нет необходимости подробно заниматься проблемой преемственности англосаксонских порядков. «Книга Страшного суда» дает ясное представление о том, что принципы землевладения Старой Англии обычно без труда можно было описать с помощью нормандских феодальных понятий, и очевидно, что новая система довольно легко уложилась в рамки старой. Также можно не сомневаться, что сеньоры и особенно король взамен на пожалование ожидали, что будут получать освященные традицией ренты, налоги и услуги. Вильгельм не отменял никаких прав и привилегий, унаследованных от Эдуарда, и «Книга Страшного суда» это подтверждает. В ней записаны размеры пошлин с городов и графств, а также гайдаж (