Виктория - [9]

«Интересно, сколько людей живет здесь, есть ли работники по дому, думал Азаров. — Приятные люди, но зачем они так перенасыщены радушием? Это все неадекватно моей маленькой миссии. Может быть, им так важно заявить о живописи Виктории в Москве? А может быть, им просто ничего не стоит принять у себя человека из другой страны, взяв большую часть расходов на свои плечи. Но это так обязывает...».

…Хозяин с хозяйкой сидели перед Стасом в большом холле, обставленном, как нечто среднее между гостиной и прихожей, дверь из нее вела прямо на крыльцо, и Стас перебирал струны гитары, мысленно перелистывая свой песенник.

Здесь, в небольшом пригородном поселке Брехем, маленькая Бельгия оказалась живее и колоритнее западноевропейского городского лоска. Перед ним сидели недостижимые люди, ничего общего не имевшие с ним, Азаровым, с его проблемами, с его жизнью, полной и радостей, и запретов.

В тот день, когда он приехал, в доме оказалось действительно много народа. Оказалось, что у Смейтсов четверо детей: два взрослых сына и две дочери. Все они бросали любопытные быстрые взгляды на Азарова, но вели себя так, как будто кто-то им сказал, что смотреть на людей неприлично. Молодые люди, уже довольно солидного возраста, лет по двадцать пять — тридцать — оба белобрысые и круглолицые — вели какую-то жидкую беседу с отцом, то и дело важно произнося отдельные слова на фламандском, а девочки — барышни — уже влюбились в незнакомца и улыбались друг другу, как бы положительно оценивая его.

Все время на протяжении этих двух дней стараясь не причинить семейству Смейтс лишних неудобств, он только это и делал. Он постоянно смущал Лидвину и Мари-Жан своим внезапным появлением то в гостиной, то во дворе, хотя вовсе не желал этого, просто они не привыкли к иностранцам. Молодые люди, стремящиеся перехватить его взгляд, не знали, что делать дальше, достигнув искомого внимания с его стороны, были разочарованы его незнанием фламандского и лишь улыбались ему, а их отец Якоб — Якоб чего-то боялся. Он был так озабочен какими-то домашними делами, что выдавал свой страх с головой. Постепенно Стас начал понимать, что во всем доме царит напряжение. Все они: и дети, и хозяин внимательно, но незаметно, украдкой, следили за Викторией, ожидая увидеть что-то необычное, словно на их глазах производили опыт. Так показалось Стасу.

Утром следующего дня Якоб возил Стаса в город, показывал здание, в котором в пятницу начнется открытие выставки, они прошли внутрь и посмотрели, как идет подготовка, зашли к Виктории, блуждающей по пустым залам и примеривающейся к белым стенам, посидели у него на работе — в салоне модных причесок. Якоб был из тех людей, лицо у которых, переставая улыбаться, становилось грустным и даже горьким. Оттого и улыбка его казалась Стасу заслуженной похвалой ему, дорогому гостю.

В два часа дня Стаса ждал Филипп Дескитере, он обещал провести его по городу и сводить в редакцию газеты «Антверпен». Не сумев согласовать расписание на завтра, они договорились вчера перед расставанием встретиться возле Нотр-Дам. Предложил Азаров.

Посмотрев, как Якоб работает у себя в салоне, как виртуозно он управляет ножницами, лишь мелко, едва заметно, подрагивающими в его пальцах, Стас отпросился на волю, пообещав Якобу зарисовать на листке весь маршрут, которым он будет путешествовать по Антверпену и вернуться в целости и сохранности к концу его работы вместе с Филиппом — в пять часов.

У Азарова была навязчивая идея с того мгновения, когда он увидел Нотр-Дам. Он испытывал прямо таки жажду по этому зрелищу. «Задело», говорил он себе, ища глазами газетный ларек, где он мог бы взять на просмотр карту. О ее покупке он и не помышлял. Командировочных могло хватить только на одно посещение кафе. Но у Якоба спрашивать, как добраться до собора, ему не хотелось. Ему было неловко.

К счастью, выйдя из салона, он прошел несколько шагов до перекрестка и обнаружил за углом мост через Шельду. С той стороны шли, очевидно, очень респектабельные кварталы, виднелся серый бульвар и небольшой рыбный базарчик прямо на причале. Он поднялся на мост и увидел вдали собор. Отсюда он казался еще более величественным, так как можно было сравнить его высоту с общим уровнем города. Собор возвышался горой на рыжей черепичной равнине.

Азаров не мог угадать, по какой стороне реки ему следует идти, и решил заглянуть на базарчик, откуда уже тянуло свежей рыбой. Он перешел реку. Было еще довольно рано, но многие торговцы уже очищали свои прилавки и собирались уходить. Ему хотелось постигнуть, или хотя бы придумать, как живут эти люди, как это непохоже на его жизнь, как экзотично и размеренно. Ему казалось, что они не знают бурных страстей, не ведают горя и только и знают, что ходить в море и привозить сюда рыбу. Потом они идут в таверну, пьют свой коньяк, запивают его кофе, спускаются к реке и еще ниже — на борт своих корабликов, в каюты, где у них и дом, и работа.

Длинные лодки, втиснутые между большими и средними баркасами, плоскими и высокими шхунами, поджидали своих хозяев на привязи, как порывистые борзые, не ведающие и минуты спокойствия. Лодки скреблись носами о причал и кивали подходящим людям