Виктория - [23]
Она пыталась не поддаваться панике и не стоять там, где толпа реже. Мужчины, они ведь подстерегают тебя со всех сторон. Быстро развернувшись, она присоединилась к тем, кто, толкаясь, пробовал вернуться на узкий мост, и вновь ей пришлось подставить свое тело щипкам и крючковатым пальцам. И вскоре ее уже поглотил этот густой вал толпы, двигаться в котором она боялась и еще больше страшилась от него отделиться. Мыслей о самоубийстве как не бывало. Клемантина с Сюзанной конечно же проголодались. И некому о них позаботиться. Наручные часы она продала вместе с остальными украшениями, чтобы оплатить поездку Рафаэля в горы Ливана, но вроде с тех пор, как она вышла из дома, прошло немало времени. Теперь она уже мучилась оттого, что поручила девчушек причудам матери, и уже представляла себе, как они стоят и горько плачут в каком-то углу, и сразу же вспомнила причитания матери в ту далекую ночь, когда было наводнение.
Она тогда проснулась от сладкого сновидения и увидела, как отец пробирается среди людей, лежащих рядом с рулонами шелка и бархата. Указательным и большим пальцами он обхватил тощую материнскую шею и стал трясти ее голову, пока из нее дух чуть не вышел.
— Идиотка, заткнись хоть на минуту! Бедняги мертвые от усталости!
Азиза заворочалась на своем ложе, как гигантский буйвол.
— Пожалей ты ее, Азури! Она страдает из-за своей пропажи.
Наджия вскипела:
— Мне твои бабьи жалости ни к чему!
Азиза закрыла глаза:
— Ты права. Тебе даже змеиной жалости и той не положено.
— Это кто говорит-то!
— Я же сказал: замолчи!
— А где Рафаэль?
— Спит снаружи.
— Значит, там его папаша орудует. Не зря уперся, рискнул остаться.
Михаль, которая предпочла не сходить с кресла и не валяться среди всех на полу, стала уговаривать сына:
— Пойми ты ее. Это от страха и перехода…
— Ни от какого страха и ни от какого перехода! — тут же отбрила Наджия. — А из-за твоего распутника-сына, который сейчас сосет мою кровушку.
Возмущенный Йегуда прищелкнул языком. И наступило такое тяжкое молчание, будто сама Стена Плача требует от Азури отдубасить бунтовщицу по голове. У Виктории перехватило дыхание. Ведь у первой жены Дагура разум помутился именно из-за ударов по голове. Кулак гиганта отца способен убить. Но он и на сей раз стукнул не очень сильно, не уничтожил. И вышел со склада, и бросил ее мать, продолжавшую хныкать, как младенец, который, всхлипывая, засыпает.
В то наводнение вода дом не порушила.
С восходом солнца они вернулись в свой переулок. Наджия неуклюже бежала во главе процессии, пока не потеряла один башмак и не продолжила мчаться, прихрамывая; а потом сняла и второй башмак и двинулась босиком. Она прискакала раньше Рафаэля, который нес ключ, и стала молотить в дверь башмаком, что был у нее в руке. Члены семьи прятали глаза от жителей переулка, которые ночью остались брошенными на произвол судьбы и теперь глядели на них, как на дезертиров, зазря струсивших. Когда Рахама Афца вышла утром на работу в тот запретный квартал, то была потрясена видом Наджии, дубасящей башмаком в дверь своего дома. Рафаэль специально мешкал, шел в хвосте процессии, пока Азури наконец не буркнул ему:
— Иди уже, парень, открой!
Потом все раздвинулись, потому что в узкий переулок вступило семейство Нуну. На сей раз Нуна и ее отец въехали на великолепных белых мулах. Абдалла решил, что у семейства Михали пропал ключ, и потому несколько бахвалясь, но вполне доброжелательно предложил высадить дверь плечом. Азури оскорбило, что сосед предлагает свое плечо, и он снова прикрикнул на Рафаэля:
— Да пошевелись ты уже, открывай!
Рафаэль повернул ключ в замке и отодвинулся в сторону. Наджия толкнула дверь и застыла, будто столкнулась с привидением. Все пространство от притолоки до порога занимал Элиягу — волосы всклокоченные, злобные пьяные глаза, узкая безволосая грудь, весь голый, с увесистыми яйцами. Прикрыв глаза рукой, женщина прохрипела «Ой!», а тот даже не потрудился набросить на себя халат или натянуть длинные трусы, только процедил с отвращением:
— Психопатка, посрать спокойно не даст!
И с царственным видом повернул к ней мускулистый зад и прошествовал в уборную.
Наджия кинулась к трещинам в стенах и так стала ковырять щели ногтями, что все свое затрепанное белье кровью перемазала. Может, от страшного волнения не так уж дотошно она искала или с самого начала знала, что ничего из ее сокровищ не уцелело, и всю эту суматоху подняла лишь для того, чтобы доказать, как права была в своих подозрениях. Однако правда — неведомая рука старательно прикарманила весь ее клад. Не нашла она ничего. Иногда она бросала поиски и била себя по лицу, как это делают плакальщицы, и оттого размазала кровь по лбу, и по векам, и по щекам, и, когда она снова начинала вопить, казалось, будто все лицо у нее изранено и кричит она от боли.
В голосе Азури зазвучала даже нотка жалости:
— Да успокойся ты, женщина! Ты ведь так все стены облупишь. Ну, что ты там потеряла, десяток браслетов? Двадцать сережек? Да куплю я тебе все, чего тебе не хватает. Уймись, наконец!
Но она боялась открыть ему, сколь велики утаенные ею клады, — еще и потому, что в глубине души чувствовала, что вырвала эти деньги изо ртов собственных детей, а также опасаясь, что вдруг он потребует эти потерянные богатства для себя лично.
ББК 84.Р7 П 57 Оформление художника С. Шикина Попов В. Г. Разбойница: / Роман. Оформление С. Шикина. — М.: Вагриус, СПб.: Лань, 1996. — 236 с. Валерий Попов — один из самых точных и смешных писателей современной России. газета «Новое русское слово», Нью-Йорк Книгами Валерия Попова угощают самых любимых друзей, как лакомым блюдом. «Как, вы еще не читали? Вас ждет огромное удовольствие!»журнал «Синтаксис», Париж Проницательность у него дьявольская. По остроте зрения Попов — чемпион.Лев Аннинский «Локти и крылья» ISBN 5-86617-024-8 © В.
ББК 84.Р7 П 58 Художник Эвелина Соловьева Попов В. Две поездки в Москву: Повести, рассказы. — Л.: Сов. писатель, 1985. — 480 с. Повести и рассказы ленинградского прозаика Валерия Попова затрагивают важные социально-нравственные проблемы. Героям В. Попова свойственна острая наблюдательность, жизнеутверждающий юмор, активное, творческое восприятие окружающего мира. © Издательство «Советский писатель», 1985 г.
Две неразлучные подруги Ханна и Эмори знают, что их дома разделяют всего тридцать шесть шагов. Семнадцать лет они все делали вместе: устраивали чаепития для плюшевых игрушек, смотрели на звезды, обсуждали музыку, книжки, мальчишек. Но они не знали, что незадолго до окончания школы их дружбе наступит конец и с этого момента все в жизни пойдет наперекосяк. А тут еще отец Ханны потратил все деньги, отложенные на учебу в университете, и теперь она пропустит целый год. И Эмори ждут нелегкие времена, ведь ей предстоит переехать в другой город и расстаться с парнем.
«Узники Птичьей башни» - роман о той Японии, куда простому туристу не попасть. Один день из жизни большой японской корпорации глазами иностранки. Кира живёт и работает в Японии. Каждое утро она едет в Синдзюку, деловой район Токио, где высятся скалы из стекла и бетона. Кира признаётся, через что ей довелось пройти в Птичьей башне, развенчивает миф за мифом и делится ошеломляющими открытиями. Примет ли героиня чужие правила игры или останется верной себе? Книга содержит нецензурную брань.
О книге: Грег пытается бороться со своими недостатками, но каждый раз отчаивается и понимает, что он не сможет изменить свою жизнь, что не сможет избавиться от всех проблем, которые внезапно опускаются на его плечи; но как только он встречает Адели, он понимает, что жить — это не так уж и сложно, но прошлое всегда остается с человеком…
В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.