Виктор Вавич - [88]

— Попробуйте сами, не отпирают, — шепотом сказал швейцар. — Знаете где? Проведу-с — 35-й и 36-й. Благодарсте.

Швейцар ушел. Санька постучал в дверь 36-го номера. За дверью слышны были глухие голоса. Санька стукнул настоятельно, громко. Лакей с посудой на подносе проплыл по ковру, обернулся, загнув голову на Саньку. Санька постучал кулаком — сам не ждал — вышло громко, скандально, на весь коридор. И вдруг быстро, вертко засвербел ключ в соседней двери, и высунулась голова компаньонки. Она зло глядела на Саньку из-под сбившейся кружевной косынки и шепотом, шипящим шепотом, который только Санька слышал в театре, компаньонка проговорила:

— Не скандальте, молодой человек. Еще студент! К артистке так не ломятся. Субъект! — крикнула компаньонка, закрывая дверь.

— Позвольте… — сунулся Санька. Но ключ завертелся, защелкал в замке, засверлил.

И вдруг соседняя дверь открылась, та самая, куда барабанил Санька; Мирская в шелковом пестром капоте стояла, держась за ручку. Ее шатнуло вместе с дверью в коридор. Мирская была совершенно пьяна. Она вдруг радостно раскрыла глаза, мгновение глядела на Саньку и закричала на весь коридор:

— Студентик! Коля! Иди к нам! Хорошо как!

Она хотела сделать шаг, но боялась пустить ручку.

— Зина, куда? — услышал Санька из дверей, и «офицюрус», тот самый офицер, что заводил тогда скандал в зале, без сюртука, высунулся и ловил Мирскую под руку.

Офицюрус оторвал руку Мирской от двери, тащил в номер. Мирская все глядела радостными глазами на Саньку. Она подняла руку, и легкий шелковый рукав сполз к плечу. Мирская мотнулась к Саньке и обхватила его за голову.

— Коля! Голубчик мой! — кричала Мирская и давила Саньку полной мягкой рукой. От нее пахло душными духами и свежей кожей.

Мирская прижала Санькину голову к себе, и Санька, не видя дороги, спотыкался. Мирская с размаху села на диван, и Санька неловко упал рядом. Подхватил фуражку. Офицюрус поворачивал в дверях ключ.

— С розочкой! — вскрикнула Мирская. — Мне розочку? — И Мирская потянулась рукой. Санька отвернул грудь. — Не хочешь? — нахмурилась Мирская.

Она исподлобья поглядела на Саньку, темная угроза из-под низа, из темных дыр, затлела, заворочалась. И Санька подумал: «Сейчас все может быть. Бросится».

И вдруг Мирская засмеялась во все лицо — весело, лукаво.

— Она дала! Она дала! Знаю, знаю! — и Мирская захлопала в ладоши. Санька боком глаза видел, как стоял посреди комнаты офицюрус, стоял, расставив тонкие ноги в ботфортах. Он качался корпусом, уперев руки в бока. Санька чувствовал, что офицюрус хочет начать говорить, уж отрывал два раза руку от бока.

— Очень хорошо! — сказал, наконец, офицюрус.

Санька глянул. Под розовым фонарем, в цветной рубашке и в крахмальном воротничке, стоял рыжеватый блондин, блондин без ресниц и бровей, от розового света он лицом напоминал недорисованную куклу.

— Очень хорошо! — повторил офицюрус и заложил за подтяжку палец: — От дамы… с визитом. Не угодно ли… познакомиться?

Офицюрус нетвердо шагнул вперед, и Санька не знал, ударит или протянет руку. Санька встал и протянул руку.

— Поручик Загодин! — сказал офицюрус. — Очень… хорошо.

— Он с розой! — крикнула Мирская. — Посылай за шампанским. — Мирская пьяной рукой искала на стене кнопку. Нашла, уперлась пальцем. — Краснеешь? — дергала Мирская Саньку за рукав. — Дай поцелую. — Она дернула Саньку, повалила на себя и поцеловала в самые губы.

Лакей постучал. Офицюрус отпер.

— Деми-секу! — крикнула Мирская. — Твое счастье пьем, — и она опять обняла Саньку. — Коля, дурак ты мой.

— Саня, — поправил Санька.

— Хочешь, чтоб Саня? — грустно сказала Мирская. — Ну пусть по-твоему, ты именинник. Только не играй, когда любят, проиграешься. Леньке я сказала, что не буду любить, если играть будет. А он пошел-таки, сволочь. Я ему вслед плюнула. И выиграл. Семьсот рублей, говорит. Врет или таится… а то хвастает. Ленька, сколько?

Лакей тихонько стукнул и вошел. Он поставил на стол, на ковровую скатерть, поверх разбросанных карт, мельхиоровое ведерко. Золоченая пробка капризной головкой торчала, пошатываясь. Санька достал десять рублей и кинул на стол.

— Двенадцать стоит, — тихо и строго сказал лакей.

Было уже все равно, и Санька кинул еще пятерку, столкнул в руку лакею. Оставалось четыре с полтиной. Все было кончено. Санька старался улыбаться. Ему хотелось скорей выпить, но офицюрус осмотрел бутылку и сунул обратно в лед.

— Люблю, чтоб в стрелку заморозить, — и забарабанил ноготками по ведерку. Мирская смотрела на Саньку и вдруг встревоженно толкнула его в плечо.

— Чего задумался? А? Дурак: все будет. Давай погадаю. Собирай, собирай! — И Мирская торопливо стала сгребать карты. — Ты мне хмель собьешь, — твердила Мирская.

— Да, — сказал офицюрус, помогая Мирской, — чего вы, в самом деле, сидите, извините, как шиш на именинах? Какого на самом деле… ей-богу же. А? Двойку получили?

Санька покраснел.

— Вы, скажите, пьяны вы или просто… дурак? — и Санька встал.

У Саньки тряхнулась челюсть, и слово «дурак» он как откусил зубами.

— Что, что ты ска… сказал?

Офицюрус поднялся и мигал рыжими веками.

Мирская бросила карты на стол, она откинулась на диван и хохотала, хохотала в потолок, с веселыми слезами на глазах. Из-эа портьеры в дверях торчала голова компаньонки.