Виктор Вавич - [150]

— А зачем же человека душить? — И какой-то прищуренный мотнул головой и боком сунулся к Виктору. И вдруг все попятились, оглядывались, зашатались, и вот высокая шинель заболталась — Грачек шел через толпу, ни на кого не глядя. И на ходу он взял за шиворот прищуренного и, не задерживая хода, втащил его в калитку. По пути оттолкнул Виктора. Железная калитка хлопнула с размаху. Двое городовых уж протиснулись через толпу. Изнутри щелкнул замок.

— Проходи, проходи, — городовые подталкивали прохожих и продвигались все дальше.

Виктор один стоял у ворот. Музыка уж была плохо слышна, шагом проезжали кареты — конец процессии.

Из парадной вышел Грачек, он чуть мотнул головой Виктору.

— Чего стоял? Народ собирать? — буркнул на ходу Грачек. Он вышел на мостовую и зашаталась шинель — он догонял похороны.

Вавич шел следом.

— Да чтоб не допустить скопления… — говорил Вавич в спину Грачеку, — чтоб какая-нибудь сволочь…

Грачек не оборачивался, он свернул, чтоб обойти кареты.

— А если б вышло что, так я же… я же бы и виноват вышел, — шептал Виктор злыми губами. — Когда удалось, так все дураки. Да! Ты один умный.

Виктор пробирался среди экипажей, так уж, чтоб без людей.

А вдруг Сеньковский, дурак, все видел?

Вон опять Грачек впереди. Идет рядом с каретой, держится за открытое окно. Кто-нибудь есть в карете. Карета какая — на резинках, на пружинках. Подтанцовывает.

— Болтайте, болтайте, а мы вокруг бегай. Лаять, может, прикажете?

И Вавич сердито оглянулся на Грачека.

И вдруг Грачек глянул, как будто его кто толкнул.

Мотнул подбородком и пальцем-крючком не поманил, а дернул к себе. Виктор быстро отвернулся:

— А я не заметил!

Шагнул два шага вперед и вся спина как наколотая. Виктор шагнул быстрее и вдруг повернул налево кругом и пошел в карьер.

— Сукин сын ты! — бормотал Виктор одними губами и глядел прямо Грачеку в глаза. Но Грачек уже повернулся к окну и вдруг весь сморщился в тысячу морщин, как разлинованное стало лицо.

«Улыбается, что ли?» — подумал Виктор и в этот момент увидал в окне в карете ее лицо, как наклеенное на темноту.

Варвара Андреевна улыбалась и кивала перьями.

— Это я велела позвать!

Грачек чуть отстранился от окна, глядел куда-то поверх и вдаль.

— Слушайте, Вавич, — говорила Варвара Андреевна, — вы заняты?

— Да-с. Охраняем. В наряде… Кругом… Спешу.

Виктор сам не слышал, что говорил.

— Ой, ой! — замахала ручкой Варвара Андреевна. — Служака какой!

Виктор повернулся:

— Надо всюду поспевать!

И Варвара Андреевна закивала головой и обиженно-учительно:

— Ну идите, идите!

Виктор все шел рядом, чуть впереди Грачека и не сводил глаз с этого лица и читал эти гримаски одну за другой и все еще не до конца и ждал дальше, дальше!

— Да ну, ступай, — буркнул Грачек сверху и двинул на Виктора сзади.

— Па-аслушайте! — и Виктор волчком обернулся и задел с разлету Грачека локтем. Грачек сбился с шага и весь мотнулся длинной фигурой. Варвара Андреевна подняла восхищенные брови, и на миг вздернулись губы и белые зубки будто крепко прикусили что.

— Ах, ах, петух какой, — и она подпрыгнула на пружинном сиденье. — Идите, идите сюда! На эту сторону, сейчас же. Моментально!

И она рванулась на другую сторону кареты и мигом опустила стекло. Вавич обежал сзади. Он взялся за раму, как Грачек. Варвара Андреевна на минуту положила свою ручку в черной перчатке Вавичу на руку — на миг, потом ударила Виктора по руке.

— Ну идите! — и тихонько шепнула: — Все хорошо будет, только баста! — и она подняла черный пальчик.

Вавич мигал и глотал слюни и вдруг понял, что он бессовестно, во всю мочь, красен. Он зашагал вперед, толкался, не разбирал дороги.

Дома становились ниже и вольней, по-полевому пели казачьи трубы и безнадежней ахали тарелки с высоты, с коней наотмашь, как шашкой по посуде. Тротуары пустели. Процессия прибавила ходу. Чумазые люди хмуро глядели из ворот, старуха крестилась на гробы, на хоругви.

Виктор видел, как полицмейстер прошел к своей карете. Старушка шла, придерживала корявой ручкой задок катафалка.

Вавич остановился на обочине тротуара, деловым взглядом осматривал цепь. Городовые шли вразброд. Один спрятал в рукав папироску и скосился на Вавича. Виктор злобно потряс пальцем. Городовой отвернулся. Процессия огибала земляную насыпь, разваленные стенки гнилыми зубами торчали над осклизлым скатом. Виктор знал, что сейчас мимо проезжает ее карета, может быть, смотрит там, в черном окне. Виктор отвел нахмуренные глаза, глядел поверх голов — серьезность, бдительность: глядел на верх насыпи. И вдруг черный силуэт, шатаясь, вылез на развалившийся уступ. Он не успел встать во весь рост, как замахнулся обеими руками над головой каким-то черным пакетом.

— Стой! — заорал Виктор.

Но человек уже швырнул вниз свой пакет и от размаха полетел назад, за уступ.

Музыка смешалась в фальшивый гам. Шаркнули подковами казачьи лошади.

Все замерло на миг.

Виктор прорывался через городовых, мигом добежал до откоса и скользил, царапался наверх. Через минуту трое казаков уж махом на карьере летели в обход.

Виктор скользил, скреб руками грязь.

— Загрызу! — жарким дыхом шипел Виктор, давил оскаленные зубы.

Вот он, уступ. Виктор перемахнул через камни, стукнула шашка. Никого! Виктор озирался ярыми глазами. Он выскочил на другую сторону развалины. Никого. Обежал кругом. Злые слезы намочили глаза. Вон катафалки чуть не рысью двинули, хоругви нагнулись, веятся, как фалды. Внизу на дороге лежал черный пакет, и вокруг пустым кольцом городовые. Карет уже нету, только одна.