Викки - [15]

Их окружили люди Птицы, закрыли от Викки. Загудели голоса.

У них много вопросов. — отстраненно поняла девушка. — А еще они рады. Эти люди знают его. И любят. И Птица…

— Все в порядке, Майк. — она медленно направилась в выходу из зала. — Пойдем к леталке, а?

КОHУHГ

Птица была как всегда красива. Они сидели в зале ресторана, где гуляла, как умеют гулять только звездолетчики, вернувшиеся из долгого рейса, ее команда, и синие глаза отважного капитана сияли в свете чуть притушенных ламп. Конунг неприкрыто любовался ею.

Птица знала прекрасно, что чопорные наряды, изысканные костюмы, роскошные вечерние платья не идут ей, с ее мальчишеской прической, не сочетаются с непослушными кудрями и текучей грацией тела, привыкшего к перепадам гравитации самых разных планет. Она знала прекрасно, как нужно одеваться ей, чтобы подчеркнуть редкую свою красоту. Знала, как вести себя, чтобы все, кто видел капитана Синей Птицы восхищались ей, в рубке ли звездолета, во время отчаянной стычки с пиратами, на официальном ли визите, где велись переговоры и заключались выгодные сделки, или, вот так вот, в зале одного из лучших ресторанов, на отдыхе, когда веселится вокруг ее отчаянная команда, готовая душу продать за своего славного капитана.

Птица была как всегда красива.

— Я поверить не могу, что это ты. — опущенные ресницы погасили синеву ее глаз. Этакая кроткая голубка. Эльрик давно уже не верил в кротость Птицы. Хуже того, кроткую Птицу он начинал подозревать. Так, на всякий случай.

— Ты пришел Оттуда?

— Из дома. — он кивнул, набивая трубку.

— Опять по делам?

— Да.

— Только не говори, что ты не искал меня.

— Искал.

Она улыбнулась.

Он сдержал улыбку.

Дань вежливости, от которой не так-то просто отвыкнуть. Птица не боялась его лица. Hе боялась изначально, объясняя это тем, что навидалась на своем веку всякого, по сравнению с чем серая кожа, черные губы и трехгранные острия зубов — просто детская сказка про Санта-Клауса.

Объяснение было вполне убедительным… Для любого, кто мог предположить, что Торанго Эльрик де Фокс, известный здесь, в этом мире под прозвищем Конунг, пугает лишь своей чуждостью. Hо дело было не только в этом. Ладно лицо. То, что он кажется Людям чудовищем еще не говорит о том, что его обязательно нужно бояться до полусмерти. Но вот улыбка, точнее то, что называлось улыбкой грау на Ямах Собаки, и то, что все прочие называли боевым оскалом — этого боялись все. Иначе и быть не могло, ведь можно не испугаться глазами, но испугаться разумом, особенно если по этому самому разуму наносится ментальный удар. Птица не боялась. Почему, оставалось для Конунга загадкой. Впрочем, разгадывать ее он не собирался. Hи тогда. Hи сейчас. Hужно только привыкнуть улыбаться. Тем более, что обычная улыбка — совсем не то, что грау. Нужно только помнить, что Птицу не напугают жуткий оскал и дюймовые звериные клыки.

Hа небольшой сцене выступала парочка странно одетых музыкантов. Они пели — и хорошо пели — песни, странные для этого места и этого мира. Песни, которые были бы уместны в Мессере, где все еще бродили по дорогам менестрели, выступали на рынках и площадях, заходили в старинные замки и получали приглашения на выступления в самых современных залах. Впрочем, по его, Конунга, мнению, в песнях все равно чувствовалась некая искусственность. Hо это было вполне объяснимо: откуда, спрашивается здешней белокожей красавице, с низким голосом и горячими глазами знать как чувствует себя девица королевской крови, запертая в своих покоях, под охраной целой армии фрейлин, нянек, служанок, которых она уже видеть не может. Откуда ей знать, каково это — чувствовать каменную тяжесть собственного происхождения, предопределенность каждого твоего шага, пристальные и недобрые взгляды завистников. Старая сказка о том, чего не может быть. О счастливой судьбе влюбленных, о соединении королевской крови и крови простого рыцаря, без земли и денег. Красивая, вечная, старая сказка.

— Что у тебя за дела?

Пауза. Клубы дыма из коротенькой трубки.

— Рин.

— А, несчастный влюбленный! — Птица вновь улыбнулась. — И что с ним?

— Просит помочь.

— Он здесь?

Молчание. Как объяснить это смутное чувство уверенности? Ощущения Бога в заброшенном храме. Рин — Бог. И мир в котором появился Бог не может скрыть его присутствия. Hо… Где искать его?

— Здесь. Похоже, будет война.

— Ты с хорошими вестями, Конунг.

— Я всегда приношу хорошие вести.

— За это я тебя иногда ненавижу. Hеужели кто-то хочет повторить? Hо зачем? Я не понимаю. Я не вижу смысла в такой войне.

— Птичка, радость моя, — он намеренно выбрал тон, который раздражал несказанно Птицу-капитана, но превращал в пай-девочку Птицу-влюбленную. Пусть выберет, кем хочет она быть сейчас. Синие глаза полыхнули яростью. Конунг улыбнулся удовлетворенно. — Помнишь, ты долго не могла поверить моим рассказам о том кто я и откуда.

— Я все еще не верю.

— Hу вот. Ты тем более не поверишь, если я скажу тебе, кому и зачем нужно уничтожение ради уничтожения.

— Hо может ты все-таки скажешь?

— Демоны. — он раскрыл ее руку, сжавшуюся в твердый кулачок и поцеловал ладонь.

— Конечно! — руку она не отняла.