Викинги. Быт, религия, культура - [63]

«Есть у них аттиба (знахари), из которых иные повелевают царем, как будто бы они их начальники. Случается, что они приказывают принести жертву творцу их тем, чем они пожелают: женщинами, мужчинами, лошадьми. И если знахари приказывают, то не исполнить их приказания никак невозможно. Взяв человека или животное, знахарь накидывает ему на шею петлю, вешает жертву на бревно и ждет, пока она не задохнется, и говорит, что это жертва богу».

В Дании также были свои языческие жрецы, чей ранг зафиксирован на их надгробных памятниках; наиболее ясная информация содержится на камне из Снольделева, на котором начертаны религиозные символы (свастика и переплетающиеся роги для питья) и написано: «Камень Гунвальда, сына Роальда, туда в Салхауге». Слово «тул» встречается и в других местах; оно может значить что-то вроде «предсказатель» или «произносящий заклинания».

На более низком уровне существовали люди, которые жили тем, что применяли свои волшебные чары. В сагах встречается множество упоминаний о том, как какого-нибудь мужчину или женщину нанимают для совершения различных магических или гадательных обрядов — от поисков потерянных вещей или предсказания урожая до черной магии и вызывания бури. Многие из этих историй могут быть сплошной выдумкой, однако другие выглядят вполне правдоподобно и, видимо, основаны на реальных обычаях.

Рис. 92. Амулет, в котором сочетаются молот Тора и крест

Очень часто говорится, что знахарь или провидец — «финн», то есть принадлежит к племени лапландцев, которые, вероятно, были аборигенами северной Скандинавии, и вполне возможно, что некоторые из них действительно зарабатывали на жизнь, получая от соседей-скандинавов плату за свое искусство.

Среди таких людей были женщины-прорицательницы, которых называли вёльвами; этот термин встречается как в поэзии, так и в прозе, и женщины, которых так называют, являются не «финками», а скандинавками. Во многих сагах говорится о том, как они путешествовали с фермы на ферму, иногда группами, и отвечали на вопросы о будущем. Перед тем как дать ответ, вёльва входила в транс, иногда сидя на высокой платформе; ее ассистенты при этом исполняли песнопения и заклинания. Самый полный рассказ о таком «сеансе» содержится в «Саге об Эрике Рыжем», созданной в конце XIII века, где описываются события в гренландском поселении в начале XI века. В контексте саги этот эпизод, конечно, может быть выдумкой, однако рассказ автора явно показывает, что он должен был много знать о таких процедурах.

В саге говорится, что в гренландском поселении была вёльва, которая ходила по домам зимой и отвечала на вопросы о следующем годе или о судьбе отдельных людей, и в ее честь устраивали пиры. Однажды в голодный год ее пригласили в один дом, где для нее приготовили высокое сиденье с подушкой из куриных перьев:

«На ней был синий плащ, завязанный спереди ремешками и отороченный самоцветными камушками до самого подола. На шее — стеклянные бусы, а на голове — черная смушковая шапка, подбитая белым кошачьим мехом. В руке она держала посох с набалдашником, оправленным желтой медью и усаженным самоцветными камушками. Пояс у нее был из трута, а на поясе висел большой кошель, в котором она хранила зелья, нужные для ворожбы. Она была обута в мохнатые башмаки из телячьей кожи, и на них были длинные и крепкие ремешки с большими пряжками из желтой меди. На руках у нее были перчатки из кошачьего меха, белые и мохнатые изнутри».

Вёльву почтительно приветствовали и попросили «окинуть взглядом стада, домочадцев и дом». Для нее приготовили специальную еду — кашу на козьем молозиве и блюдо из сердец животных всех доступных видов. На следующий день, приготовляясь пустить в ход свои заклинания, она потребовала себе в качестве помощницы какую-нибудь женщину, которая знала бы, как читать некоторые заклинания для вызывания духов; с трудом такую женщину удалось найти. Вёльва поднялась на платформу, вокруг которой женщины встали в круг, и «сеанс» начался. Когда песнопения закончились, она предсказала наступление лучших времен, ответила на вопросы, а затем ушла на другую ферму.

В этом описании как платформа, так и пение, вызывание духов и сложный костюм из шкур зверей напоминают шаманские ритуалы, в то время как узорчатый жезл с набалдашником изображался в руках некоторых датских фигурок из золотой фольги еще в VI веке (рис. 93). Такие магические обряды (и другие, более зловещие, о которых источники говорят лишь намеками) некоторым образом были связаны с культами Фрейи и Одина, которые, как говорили, оба занимались магией.

Дать общий очерк представлений викингов о смерти, о том, как они поступали с мертвыми, — очень сложная задача, вне зависимости от того, подходить ли к ней с археологической или с литературной стороны. На практике обычаи были очень разными. Даже самый распространенный обычай — класть с умершим в могилу его личные вещи — был отнюдь не всеобщим: это было принято у шведов и норвежцев, но не так часто встречалось у датчан.

Основными обрядами погребения были ингумация и кремация, однако и в том и другом случае существовали различные варианты. При ингумации тело обычно укладывали прямо в землю, в естественной скорченной позе; иногда можно предположить, что тело было покрыто плащом или лежало на подушках. На умершем была обычная одежда и украшения; вокруг тела сложено оружие, инструменты и другие вещи. Нередко могилу ничем не отмечали, но в некоторых случаях ее покрывали земляным или каменным курганом; вокруг нее могли устроить ограду из стоячих камней в форме круга, квадрата, треугольника или корабля (см. вклейку). Но тело могли положить и в гроб с небольшим количеством инвентаря или вообще без него; такими были могилы на городских кладбищах Бирки и Хедебю, где этот обычай мог распространиться под чужеземным влиянием. Сложнее был способ погребения, популярный среди более состоятельных шведов (так обычно хоронили мужчин): сооружалась специальная деревянная погребальная камера, в которую помещали тело и различные вещи, принадлежавшие умершему; зачастую там, у входа, клали трупы коней и собак. Этот обычай шведы принесли с собой в свои русские поселения; видимо, именно об этом говорит Ибн Русте, когда рассказывает о «русах»: