Викинг. Страсти по Владимиру Святому - [7]

Это понял и Добрыня. Рано племяннику такое на плечи брать, не готов он, но время не терпит. Не отомстить сейчас – будет ли еще повод пойти против Ярополка? Сказывают, в Киеве его любят. Хотя киевляне таковы, что их любовь завоевать нетрудно, но все же. Попытался объяснить Владимиру уже мягче:

– Тебе зятем Ставра надо стать, чтобы он дружину оплатил и новгородцев с тобой поднял. А купеческую дочь, если Година за тебя отдаст, можно и второй женой взять. Только не ту, которую ты норовишь глазами облапать, а старшую или даже младшую, тут как получится.

Несчастный юноша только вздохнул. Он хорошо владел мечом, прекрасно держался в седле, был ловок и силен, но идти во главе новгородцев против старшего брата не готов. Если бы против кого-то другого, на печенегов там или даже болгар, тогда да, а на Ярополка Владимир всегда смотрел как на продолжателя отцова дела. Не любил, завидовал, но признавал старшим братом и наследником Киева.

В таком состоянии Владимир не заметил важных слов Добрыни о своей матери-княжне. А зря, потому как это для Добрыни Никитича и было главным, куда важней кровной мести Ярополку. Дядя много лет внушал, что тот не только потомок князя Святослава, но и князей древлянских, что он последний древлянский князь, потому как и Мала Древлянского, и его сыновей княгиня Ольга извела, оставив только детей – Малушу и Добрыню.

В Киеве Добрыня этого открыто не говорил, а в Новгороде исподволь напоминал частенько. Однажды Владимир поинтересовался у дяди, мол, выходит, что тот сам древлянский князь, если отец князем был. Добрыня помрачнел и коротко ответил:

– Нет! Я раб, а рабы князьями не бывают.

– Ты раб?

– Как и твоя мать. Мы сие добровольно приняли, когда подрастешь, скажу зачем. А пока учись всему, чтобы сильным князем стать.

– Древлянским?

– Сначала новгородским.

Владимир был еще слишком юн, чтобы серьезно о таких вещах думать, а Добрыня терпеливо ждал своего часа. Час этот пришел рановато, не готов еще племянник, совсем не готов… Но деваться некуда, придется использовать и такую возможность.

Свадьбу сыграли скромную и быструю. Свадебный пир был богатым (тут Ставр уступить не мог, все же выдавал замуж единственную дочь), но недолгим. Все делали вид, что верят названной Добрыней причине, мол, у князя брат только что погиб, не до пиров. Но все понимали, что Добрыня хочет взять все, что можно, у Ставра Любомировича и дать взамен как можно меньше. Он словно давал понять, что Алохия хоть и первая жена, но совсем не важна для князя, а Ставр Любомирович, несмотря на его богатство, всего лишь боярин.

Ставр обиделся и давно пожалел, что согласился на такое замужество Алохии, но отступать было поздно.

Семейная жизнь не просто не удалась, она и не могла удаться.

Жена оказалась крепкой, красивой девушкой, совершенно неопытной, но очень желающей угодить мужу. Князь же, несмотря на юный возраст, опыт имел немалый, и наивная послушная жена ему быстро надоела.

А когда мужчине, да еще и такому красивому любителю женщин, надоедает собственная жена, он начинает гоняться за чужими.

Сколько слез пролила Алохия, знали только она сама да служанки, сушившие по утрам подушки. Каждая хорошенькая холопка становилась добычей Владимира, каждая симпатичная боярышня или купеческая дочь удостаивалась его внимания. На счастье князя, ни у чужих жен, ни у драгоценных дочек осечек после близости с ним не бывало, а рождение ребенка у рабыни только приветствовалось – появлялся лишний раб.

Алохия быстро понесла, что позволило Владимиру вовсе не появляться в опочивальне у жены.

Роды были тяжелыми, но сын, названный Вышеславом, родился крупным и крепким.

Это на время примирило Владимира с женой, но, к ее несчастью, знахарка потребовала немного подождать, и князь снова пустился во все тяжкие, а его несчастная жена снова принялась орошать подушку слезами.

Боярина Ставра злили не только семейные несчастья дочери и собственная болезнь, но и собственная ошибка. Поверив, что Владимир Святославич вот-вот отправится на Киев на своего брата, чтобы отомстить за другого брата, Киев захватит и поставит под руку Новгорода, Ставр отдал за него единственную дочь и вложил немало средств на вооружение княжьей дружины.

Но Владимир никуда так и не пошел. Он охотился, бился учебными мечами со своими гридями, тискал девок по углам и изредка наведывался к беременной жене, чтобы помаяться у нее в опочивальне несколько минут с пустыми вопросами.

Делами Новгорода по-прежнему занимался Добрыня, да и какие дела, если Новгороду князь нужен только ради дружины, а воевать не с кем. Новгородцы не захватывали чужие земли, соседи сидели достаточно смирно, год прошел спокойно.

И вдруг…

– Ярополк Рогволодову дочь посватал…

Владимир не понял, почему дяде это не нравится. Ну, сосватал старший брат княжну Полоцкую, что в том? И так без жены засиделся. Сказывали, что сватал разных заморских княжон, да как только там узнавали, что князь не крещен, так и отказывались.

Владимир недоумевал:

– Да ведь крещен он! Я знаю, что крещен.

Дядя фыркал:

– Вестимо, бабка ваша крестила мальца от князя Святослава втайне. Но как он о том киевлянам сказать может? Вот и живет двоеверцем. А двоеверие вдвойне наказуемо!