Викинг - [55]

— Раз уж он так легко отделался, нам тоже следует взять выкуп.

— Я не собираюсь заниматься такой ерундой, — она запнулась, пристально взглянув на меня, и румянец на ее лице несколько поблек. — Что ты имеешь в виду, Оге?

— Мы можем попользоваться одной из тех замечательных кроватей, — у меня захватило дух, и комната поплыла перед глазами.

После долгой паузы она произнесла:

— Ты хочешь сказать, словно муж и жена? — но ее голос не был так тверд, как она хотела.

— Да, и, причем, в первую брачную ночь.

— Ты хорошо знаешь, что мы не можем обвенчаться по христианскому обычаю и наше ложе будет ложем греха, а дети будут прокляты.

— Разве мы не можем сделать это, как и все люди до прихода священников?

— Наверное, сможем, если Аэла освободит меня от клятвы.

— Как бы его заставить?

— Если бы меня соблазнил христианский барон, вряд ли бы Аэла сделал меня своей королевой, хотя он мог бы оставить меня наложницей. Но если я добровольно отдамся грубому варвару, он скорее зальет ему в глотку расплавленный свинец, чем позволит поцеловать меня еще раз.

— А ты говорила, что он благочестивый христианский принц.

Она сердито взглянула на меня, чтобы понять, шучу ли я.

— Он скорей отрежет себе руку, чем возьмет меня в жены.

— Разве он не может жениться на тебе и сохранить престол?

— Нет, епископы потребуют низложить его. Я не говорила тебе раньше — по договору, подписанному моим отцом и посланником Аэлы, у него есть право отвергнуть меня, если я ему не понравлюсь, или если я не буду девственна.

— Это замечательно.

— Таковы все христианские браки. Но что будет после этого? На Авалоне поют птицы, нет снега, и там все водится в изобилии. Покинув двор Аэлы, мы доберемся туда в твоей маленькой лодке?

— Клянусь своей душой, я верю, что старые кельтские боги укажут тебе дорогу туда, и позволят мне сопровождать тебя.

— Это будет опасное путешествие, но мы не испугаемся. Путь, который мы уже прошли, тоже был не для трусов.

— Это правда.

— Если у меня родится ребенок, ты не запретишь крестить его?

— Клянусь в этом на своем мече.

— Оге, есть ли какой-нибудь обряд, который мы можем совершить, в доказательство того, что это не похоть, а чистая любовь?

— Я знаю такой, и вода для него уже греется.

— Оге, мы не сможем смыть наш грех. Мы ведь будем продолжать грешить.

— Я думал об этом. Мы смоем твое христианское крещение, и ты станешь такой, как сразу после рождения. Тогда грех будет не так велик.

— Это звучит убедительно. А я искупаю тебя, чтобы смыть как можно больше твоего язычества, хотя это вряд ли получится.

После непродолжительных поисков Моргана обнаружила ковш и кусок странного вещества, гладкого и приятного на ощупь.

— Ты знаешь, что это? — спросила Моргана.

— Нет.

— Такие вещи делают в Италии. Знатные дамы трут этим свою кожу, чтобы она была более чистой.

Я снял с огня большой котел, и вылил часть его содержимого в чан поменьше, чтобы иметь под рукой горячую воду. Затем я долил большой котел холодной водой, чтобы она стала лишь теплой, как бычья кровь.

Моя кровь была гораздо горячее, а в крови Морганы можно было смело плавить железо, если судить по блеску глаз и яркому румянцу.

— Мы уместимся в котле вдвоем?

— Да.

— Ты уверен, что никто не войдет?

Я подошел к окну и посмотрел сквозь стекло.

— Море пустынно, а Китти не спит.

— Мой возлюбленный снимет свою одежду?

Пока Моргана раздевалась, она не отводила своих глаз от моих, словно сковав нас цепью. Я не мог поверить в реальность происходящего.

— Я готова, если готов ты, — сказала она.

Я был еще не в силах оторвать от нее взгляд.

— Можно посмотреть на тебя?

— Да, а я буду смотреть на тебя.

Я потерял дар речи, и она спросила:

— Тебе не нравится то, что ты видишь?

— Прости мой неуклюжий язык, но ты прекраснее валькирии, и я недостоин чести быть твоим возлюбленным.

— У тебя сильное и красивое тело, — сказала она, тяжело дыша, — и если ты видишь недостатки в моем, то скажи, чтобы я не очень зазнавалась.

— Твой единственный недостаток в том, что даже король не устоит против твоей красоты.

— Твоя кожа такая же белая, как у меня, там, где ее не обожгло солнце. Скажи, Оге, у меня не слишком длинные ноги?

— Мне нравится, что они сужаются книзу, как шея лани сужается кверху.

— Твои ноги длинные и мускулистые, талия узкая, а плечи широкие и словно вырезаны из дуба. Боюсь, что моя талия слишком тонкая.

— Так кажется, потому что твое собственное тело обнимает ее слишком крепко. Я думаю, твое тело обожает каждый свой дюйм.

— Я бы хотела, чтобы и твое тело любило каждый дюйм моего. Твоя шея словно бронзовая колонна, а моя…

— А твоя похожа на белого голубя. А плечи блестят, как шелк.

— Они будут блестеть еще больше в воде. Полезли в котел, если нам обоим хватит места.

— Места хватит.

— Давай теперь попробуем эту итальянскую штучку… но она почему-то плохо трет.

— Наверное, ее надо сначала намочить.

Моргана окунула брусок в воду и потерла мою грудь. Она сразу покрылась нежной и приятной белой пеной.

— Знатные дамы Италии… — у Морганы перехватило дыхание, и она не могла продолжать мысль.

— Можно разломить этот кусок пополам?

— Наверное, да.

— Я начну с твоей шеи. Я вымою ее очень быстро.