Викинг. Бог возмездия - [28]

– Старый дерьмовец сказал, что зуб у меня перестанет болеть к тому времени, когда он доберется до Копервика и ему нальют там первую кружку эля, – сказал Орн. – Даже собачье дерьмо делает предсказания лучше.

– А почему, ты думаешь, он ходит из деревни в деревню, а не служит какому-нибудь ярлу или конунгу? Вы – полные дураки, – заявил Сорли.

– И все же, я тут не умру. Это точно, – настаивал на своем Орлиг.

– Идут! – выкрикнул Сорли.

– Горм! – позвал Харальд, когда люди конунга вышли из-за деревьев и оказались на расстоянии броска копья. – Ты меня слышишь, клятвопреступник? Давай разрешим наши проблемы древним способом. Мой герой против твоего!

Раздался крик, «стена щитов», наступавшая слева, остановилась, и воины, составлявшие ее, уперли концы копий в землю. Потом они расступились, и в открывшуюся брешь проехал громадный воин, сидевший на лошади, кольчуга, шлем, ремни и ножны которого сияли от золотых украшений, и Сигурд невольно восхитился конунгом, который явился лично, чтобы их убить.

– Твоим героем был Слагфид, но его тело лежит на скамье в моем медовом зале, чтобы мои люди могли на него посмотреть, хотя сомневаюсь, что сейчас ты узнал бы его, – сказал Горм. – Мой годи захотел выколоть ему глаза, чтобы он не смог увидеть чертоги погибших героев, однако я ему не позволил. Слагфид был великим воином. – Конунг наклонился и сплюнул на землю, усыпанную сосновыми иголками. – Но твои сыновья такой чести не удостоились.

– Ты – ничтожество, лишенное члена! – завопил Сорли, от которого исходили волны ярости, подобные дыму погребального костра.

Внутри у Сигурда все сжалось, когда он представил, как какой-то годи вырезает глаза у Торварда и Зигмунда, и его поглотило такое сильное желание убить конунга Горма, что он начал задыхаться.

Однако ярл Харальд напоминал скалу, холодную и равнодушную; он не собирался доставлять удовольствие врагу, реагируя на его слова.

– Мой герой против твоего, клятвопреступник, – повторил он.

Конунг Горм похлопал лошадку рукой в браслетах, обдумывая предложение Харальда, и Сигурд заметил, что среди серых колец его бриньи сверкает несколько золотых.

– Почему бы и нет! – объявил конунг. – Мой отец любил повторять, что нельзя спешить с хорошим пиром. Пусть выйдет твой герой, и я назначу своего.

– Отец, – заговорил Сорли, – я требую этого права, как твой старший сын.

Ярл Харальд повернулся к Сорли, и улыбка, промелькнувшая в его бороде, напомнила Сигурду прежние времена.

– Нет, сын мой. Ты – хороший воин, но тебе еще есть чему учиться.

С этими словами Харальд вытащил булавку из серебряной броши на правом плече и снял голубой плащ, позволив ему упасть на землю. Затем отдал тяжелую брошь Сигурду, подмигнул ему, повернулся, подняв вверх копье и щит, и, сделав шаг вперед, громко спросил:

– И кого я должен убить?

Его люди громко приветствовали своего ярла и принялись выкрикивать проклятия в адрес тех, кто стоял перед ними.

Это было серьезное оскорбление со стороны Харальда, потому что все в Скуденесхавне знали, кто является первым бойцом конунга, и произнесенные Харальдом пять слов поставили под сомнение его репутацию.

Тэны Горма принялись стучать копьями, мечами и топорами по щитам и скандировать:

– Молдоф! Молдоф!

Воин вышел из строя и направился к ярлу Харальду, поворачивая голову из стороны в сторону, чтобы размять мышцы шеи.

– Сиськи Фригг, я бы не пригласил этого урода к себе домой на ужин, – проворчал Асбьёрн.

Все согласно забормотали, потому что Молдоф был огромен, под стать погибшему отцу Свейна Стирбьёрну. Одно дело – знать о репутации воина и даже видеть, как он расправляется с общими врагами, и совсем другое – увидеть его во плоти, понимая, что он стал твоим противником.

– Он всего на голову выше Харальда – сказал кто-то.

«И совсем немного шире в плечах», – подумал Сигурд.

– Но сильно уродливее, – добавил Орн Клювонос, что из его уст означало немало.

Харальд наставил свое громадное копье на Молдофа.

– Твой бык будет визжать так громко, что разбудит наших дедов, когда я выпущу ему кишки, – сказал он. – Однако он гораздо меньше, чем мне помнится. Неужели ты его совсем не кормишь, Горм?

Молдоф злобно ухмыльнулся. Не вызывало сомнений, что за свою жизнь он выслушал немало самых разных оскорблений. То, что он все еще был жив, чтобы насладиться ими, означало, что они стали последними словами в жизни его противников.

– Я помочился на трупы твоих сыновей, – сказал Молдоф Харальду с равнодушным выражением на лице – насколько такое возможно при его уродстве, – и это оскорбление было самым страшным, какое один человек может произнести в адрес другого.

– Когда Молдоф убьет тебя, ярл Харальд, – заявил Горм, буквально выплюнув слово «ярл», – мои люди прикончат твоих. А потом расправятся с сыновьями. – Он посмотрел на Сигурда, и тот почувствовал, как его глаза наполнил обжигающий, точно яд, огонь. – А ты вырос, мальчик, – продолжил конунг. – Но ты не такой красавчик, как твой брат.

– Я убью тебя, червяк, – прорычал Сигурд.

– Ты мне всегда нравился, мальчик, – улыбнувшись, заявил конунг и, повернувшись, посмотрел на Харальда. – Сегодня твоей кровной линии придет конец, Харальд.