Вихри на перекрёстках - [3]

Представляя себе гибель катера и его ненавистных пассажиров, Володя спешил, не чувствуя ног под собой. И только когда пропотевшая гимнастерка начала прилипать к спине, он пошел медленнее. Добравшись до леса, сел на невысокий пенек, сбросил вещевой мешок, достал из него хлеб и банку свиной тушенки, полученные в госпитале. Потом вытащил хромовые сапоги, расправил их, стер пыль, вынул из голенища кусочек душистого мыла и разложил все это перед собой. «Зиночке и не снилось, что я ей привез. Хотя она, пожалуй, не ожидает, что я вернусь», — подумал Володя. Он открыл консервы, отрезал ломоть хлеба и с аппетитом начал есть, не сводя глаз с сапог. Вспомнилось, какая дрянная обувь была у Зины, сколько мозолей натерла из-за нее.

Солнце быстро садилось. Собрав вещи в мешок, хлопец, не торопясь, зашагал по лесу. Тут ему были знакомы все тропинки. Помнил и место, где разместилась бригада, и решил добираться туда напрямик. Опасность могла угрожать только со стороны железной дороги, но Володя знал, что партизаны блокировали ее и поезда пока не ходят. В лесу стояла тишина. Пробравшись через чащобу, хлопец вышел на небольшую поляну, залитую лучами заходящего солнца, и увидел на противоположной стороне ее лосиху. А рядом топтался, тыкался мордой ей в пах маленький лосенок. «Ишь ты, красавица какая, — улыбнулся Володя, — не одну блокаду пережила, а фашистам на глаза не попалась…» И только успел подумать это, как лосиха насторожилась, переступила задними ногами, оттолкнула боком лосенка и прыгнула. Передняя нога ее безжизненно болталась.

Володя нахмурился. Пристрелить животное, чтобы не мучилось? Но рядом — лосенок. Без матери и он пропадет.

У партизан существовал неписаный закон: лосей не убивать. А вот гитлеровцы в последние годы войны были злые, они не только уничтожали лес, но и старались загубить в нем все живое. «Не спрятались и вы от них, проклятых», — глядя на лосенка, думал Володя. А лосенок продолжал топтаться возле матери, тянуться к ее соскам. Что ему до того, что раненая лосиха потеряла много крови, что в сосках ее нет молока! Малышу дай есть.

Володя начал потихоньку пятиться в кусты, чтобы обойти поляну стороной, не нарушая покоя животных. Дальше и дальше вела его тропинка…

Но вот, наконец, и мертвая полоса вдоль железной дороги. Прежде Володя бывал здесь и видел свеженаваленные большие сосны, ели, березы. Сейчас они опалены огнем, и только торчат вверх черные разлапистые сучья да кое-где из земли робко показываются вопросительными знаками ростки папоротника.

«Зря фашисты уничтожили лес, все равно не позволим отремонтировать дорогу», — подумал юноша и сбежал с насыпи. По ту сторону ее начинался Алес. Как бы хорошо человек ни знал этот лес, ориентироваться в нем в сумерках все равно было трудно.

По травянистой поляне хлопец зашагал на север, к просеке, откуда путь ведет к Вороньему лугу, к базе бригады. Запасшись паролем на ближайшие двое суток, он не опасался встречи с партизанским постом. Поэтому и не удивился, услышав щелчок затвора винтовки и тотчас за ним неуверенный голос еще, как видно, не обстрелянного хлопца:

— Стой! Кто идет? Пароль!

Володя произнес пароль и, не требуя ответа, направился к часовому.

— Вы к кому? — спросил тот.

— Мне нужен Сергеев.

— Он здесь. Идите по этой тропинке.

Пришлось Володе еще не раз называть пароль, прежде чем он добрался до шалаша комиссара бригады. Сергеев уже спал, и едва часовой разбудил его, комиссар осветил вошедших электрическим фонариком. Только тут он узнал своего старого друга. Обнял юношу, крепко прижал к груди. Володя зажмурил глаза, стараясь сдержать слезы.

— Чего молчишь? Скажи хоть слово! — потряс его Сергеев.

— Как только приземлился, почему-то пропала охота разговаривать.

— Есть хочешь? — спросил командир.

— Нет, недавно поужинал.

— Тогда ложись рядом со мной.

— Это другое дело, отдохнуть надо, — складывая свои вещи в угол, сказал Володя.

Сергеев выключил фонарик. Володя снял сапоги и лег.

— Рассказывайте, Александр Данилович, как вы тут воюете, — попросил он.

— Туго, брат, было, очень туго. Страшнейшая блокада прошла. Немцев — не счесть, танки, самолеты… Но бригада вышла из-под удара. Болота нас выручили. Гитлеровцы бросились прочесывать глухие леса, а мы пробрались к ним в тыл и разместились на болоте возле Дубовой Гряды. Очень жалко мирных жителей. Фашисты издевались над ними, стреляли, жгли. Теперь большая немецкая часть стоит в Шатилках и Жлобине. Поэтому наши действия пока скованы.

— А как Дубовая Гряда?

— Цела. Теперь она уже не лесная деревня, и гитлеровцы обошли ее. Видел я твою маму. Специально наведался.

— Ну, и как она там?

— Все расспрашивала, перелетел ли ты линию фронта.

— А группа наша где?

— Молодцы ребята. Все живы, много диверсий совершили. У нас ведь теперь три отряда, твоя группа осталась в «Буденовце». Правда, не в самом отряде, а в специальной саперной роте. Командует ротой бывший политрук — сапер Петр Егорович Саблин. Рота строит бригадный госпиталь, а командир, хорошо знающий подрывное дело, взялся подготовить еще одну-две группы. Твоих передали им, чтобы хлопцы поделились своим опытом.