Вифлеемский младенец - [5]
Шрифт
Интервал
«Пучок лилий?! Нет! Дитя на руках её был точно!
Букет лилий он держал. Значит, знал меня заочно
И меня переиграл… А цветы? – его союзник!
Ими, как щитом, закрыт! Запах их – и я, как узник,
Скован в мыслях, весь поник… Людей этих отпускаю!
Не могу себя понять… Почему так поступаю?!
Я хотел бы очень знать…» Мысли эти волновали.
Воин силился понять… В чудо верил он едва ли…
«На усталость всё списать… А слова её: “…сокрою
Красоту от глаз людских”, “Для любви её открою,
Помни, Воин…” Ощущение такое – с ними были небеса
Эти двое красотою сотворили чудеса!»
Только Воин так подумал, слышит крик: «Их задержать!»
Отряд легионеров и Вольтигий… «Не дай паре убежать!»
«Мы напали на след ребёнка, – Центурион позже рассказал. –
Но ты даже не поверишь – каждый раз он исчезал!
Отец мальчика – преклонных лет мужчина с посохом в руке.
Мать – высокая молодая женщина шла без скарба – налегке.
Она спрятала ребёнка под сидрийей – тот молчал!
Покров матери надёжно его прятал – защищал!
Мой приказ тебе – в погоню! Их схватить или убить!
Должен ты приказ исполнить, или будет нас судить
Ирод-царь, и будь уверен, он решит тебя распять,
Заглушив свой гнев и муки – власть боится потерять!»
Воин молча, без раздумий, на коня тогда вскочил.
Он всё понял: в этой жизни шанс последний получил.
«Смерть ребёнка неизбежна – только так себя спасу!
И за голову мальчишки я награду получу!»
Воин вскинул руку вверх – жест известный как салют[10].
Салют римский, но с ним в мире много крови так прольют.
В этот день на кровь Младенца салют римский указал.
И, коня пришпорив сильно, воин быстро поскакал.
* * *
Погоня по гористой пустыне продолжалась много дней.
Камни, зной, пески, унынье – «не схватить мне тех людей!»
Воин, мужество теряя, шёл поникший, размышлял…
«Каждый раз их настигая, кто-то чудом их спасал!
Помню глубокое ущелье – я готов их был схватить!
Но тут лев, их пропуская, путь решил мне преградить!
Дрался лев со мной упорно – я устал его рубить.
Меч, казалось затупился – лев ведь смог остановить
И издох, когда те люди скрылись где-то среди скал.
Я измотан, львом был ранен, от усталости упал…
Вновь погоня, поиск, нервы – и я снова их нашёл.
Между скал проход был узкий, но его я не прошёл!
В тот проход сползлись все змеи – как ковёр из них лежал.
Ковёр двигался, переплетался и, шипя, себя кусал.
Но та пара и ребёнок по ковру змей, как по траве,
Шли легко, непринуждённо и рукой махнули мне.
В гневе я коня пришпорил и в проход тот поскакал,
Но ковёр змей лошадь ядом в один миг всю напитал.
Весь в укусах, с диким ржаньем конь мой замертво упал.
Я с трудом проход покинул – мысль была, что я пропал.
Вся погоня – труд напрасный! Мне бы жажду утолить!
Зной был в эти дни ужасный и одно желанье – пить.
Я уверен: эти люди не сильнее же меня и погибли неизбежно
В эти дни, подумал я. Весь в отчаяньи, небрежно
Взгляд на скалы бросил я и заметил вход в пещеру – удивило
То меня. Перед входом – клумба лилий, тучи пчёл; поразило
Их жужжанье – значит, улей здесь нашёл. Я волнению поддался
И сорвал цветок один. Вспомнил поле лилий, заулыбался
И в пещеру я вошёл. Там прохлада… Что я вижу!!!!
Трое путников во сне! Сердце бьётся… Я предвижу…
Беглецы попались мне. Я узнал их, и ребёнок
Мирно спал… Лицо его… – это он, кого с пелёнок
Ищет Ирод-царь давно. Тот, что с пчёлами игрался
И цветы спас от дождя, но теперь ты мне попался!
Знай, что смерть твоя пришла! Меч из ножен вынимаю –
Дьявол был тогда во мне! Острие меча я направляю…
Ещё миг, но тут в руке – цветок лилии бутон открыл!
Белизну его я помню… Рой пчелиный закружил
И одна из пчёл на веко села мне, и вспомнил я,
Как ребёнка защищая, в глаз ужалила меня!
Этот Младенец… Он – Любовь! – мысль простая
вдруг на ум тогда пришла.
Дьявол сник – меня покинул! Злость… и ненависть… ушла.
Он – Любовь! Цветок и пчёлка – даже им то знать дано!
Только люди – власть, богатство лишь волнует их давно!
Я был лют[11]. Всех ненавидел: был готов дитя убить!
Он же спас меня от зноя – он без меры мог любить!
Тот глоток воды из рук ребёнка – это спас мой! –
Понял я. И любовь – Младенец этот! Меч долой! –
Решил тогда». Меч к ногам кладёт ребёнка и склонился
Перед ним. «Как я жил?! Как зверь…Со злом сроднился…
Нет прощенья для меня! В этот миг лик Младенца – просиял!
И свет его, как глоток воды от зноя, спас мой разум и – принял!
Исповедь того, чьи дела чернее ночи, жизнь моя вся вне добра!
Убиенные Вифлеемские младенцы!!! Есть иль нет во мне душа?!»
Крик раскаянья и скорби – крик от сердца в небеса!
А Младенец? «Он всё зрел! И Он все слышал голоса!
Взгляд его был взгляд прощенья, любви полные глаза.
Я почувствовал облегченье, и из глаз пошла слеза…
Что-то вдруг во мне ожило… то была моя душа…
В гробе ненависти, злобы эти годы провела.
А Младенец милосердно камень от двери гроба отвалил,
Чтоб душа моя воскресла, чтоб в любви теперь я жил!»
Встал наш Воин на колени, ножки мальчика поцеловал.
Что он думал? Он молился – жизнь свою Любви вручал.
«Что в пещере тогда творилось, словом мне не передать
Всё светилось и искрилось, то была мне благодать.
Пчелы радостно жужжали, на главу садились мне:
Не кусали, целовали, мёдом мазали чело. “Мир тебе!”
Еще от автора Игорь Васильевич Павлов
