Вид с Лубянки. "Дело" бывшего генерала КГБ. Месяц первый - [4]

Кажется, Наполеону приписывают хлесткие, как пощечина, слова: "Революцию замышляют герои, делают дураки, а плодами ее пользуются сволочи".

Эта эпатирующая характеристика глубинного среза революционного процесса не выглядит старомодной, с какой бы исторической колокольни мы ее ни рассматривали.

Независимо от нашего отношения к Ленину сегодня многие согласятся, что он и его когорта принадлежали к числу героев, озаренных великой мечтой о всемирном братстве. Бессребреники, они были разными людьми, но их объединяла искренняя вера в посюсторонний рай, страстное желание сделать сказку былью. Их коммунистический идеал — царство свободы, справедливости и разума, — вырос на почве европейской философии, но он же нес на себе глубокую печать библейских пророчеств о неминуемом пришествии Спасителя и грядущем Избавлении. Этот сплав футурологической мысли и сокровенных чаяний народа стал мощным катализатором в мобилизации масс на разрыв со старым миром бесправия и унижения, он же обеспечил их поддержку на многие годы, пока был жив мессианский дух социальных преобразований, пока плоды революции были очевидны, пока партия, которая взяла на себя обязательство привести народ к вратам рая, пользовалась доверием.

На пути к светлому будущему ленинская гвардия не раз оступалась, и не всегда ее поступки совпадали с намерениями, но история едва ли вправе отказать большевикам в честности и нравственном максимализме.

Трагической фигурой представляется сегодня Дзержинский, выделявшийся своей суровой непреклонностью и в то же время обостренным чувством справедливости. "Железный" Феликс вошел в народную память как гроза контрреволюции, но он же был и защитником обиженных и обездоленных. Чекисты старшего поколения, многие из которых сложили свои головы на плахе сталинской бойни, и молодежь, пришедшая в органы на волне XX съезда партии, жили и работали по завету своего первого руководителя: "Кто из вас очерствел, чье сердце уже не может чутко и внимательно относиться к людям, уходите из этого учреждения. Тут больше, чем где бы то ни было, надо иметь доброе и чуткое к страданиям других сердце".

В 1918 г., когда возглавлявшаяся им ВЧК в условиях хозяйственной разрухи и накала классового противостояния ставила на первое место "самую живую отзывчивость к каждому делу, где попрана справедливость", она демонстрировала не столько свою приверженность провозглашенным партией лозунгам, сколько понимание настроений и надежд, с которыми народ связывал революцию.

Как и Ленин, Дзержинский был подчас жесток в своей решимости подавить сопротивление противников новой власти, но даже в самое суровое время он говорил о недопустимости "разрастания" чрезвычайных комиссий и выходил в ЦИК с предложением о роспуске их низовых звеньев.

В январе 1920 года ВЧК постановила прекратить применение высшей меры наказания к врагам Советской власти ввиду" …разгрома контрреволюции внутри и вовне". Позже, в письме к Уншлихту Дзержинский писал: "Высшая мера наказания — это исключительная мера, а поэтому введение се как постоянного института пролетарского государства вредно и даже пагубно".

В 1921 г. в приказе ВЧК за подписью Дзержинского указывалось: "Массовыми арестами и репрессиями, вполне понятными в боевой обстановке, при изменившейся обстановке Чека будет только лить воду на контрреволюционную мельницу, увеличивая массу недовольных".

Мало кто знает, что в 1918 г. в центральном аппарате ВЧК работало всего 120 сотрудников, включая технический персонал, а в 1919 г. — около 500. Тяжелый меч диктатуры опустился на Россию лишь тогда, когда в стране был развязан кровавый террор. К концу гражданской войны ВЧК насчитывала десятки тысяч бойцов в центре и на периферии. 27 % ее составляли рабочие, почти половину — служащие и учащаяся молодежь. 436 сотрудников были выходцами из дворян, 112 — из священнослужителей.

Резкое увеличение штатов ВЧК, обусловленное реальными потребностями того времени, не могло не привести к их засорению псевдореволюционными элементами, приспособленцами, карьеристами и просто мерзавцами.

Из опубликованных недавно в нашей печати документов видно, что уже в начале 20-х годов в недрах чекистских органов зарождалась темная, страшная сила, превратившаяся десятилетия спустя в "бронированный кулак" диктатора. Уже тогда наиболее совестливые сотрудники ВЧК предупреждали, во что может выродиться карательный орган, в котором коммунист, лишенный права не только свободно говорить, но и свободно, индивидуально мыслить, перестает быть человеком.

Беспокойство по поводу возможного перерождения ВЧК в охранку разделяли и некоторые руководители революции, лучше других осведомленные о негативных аспектах ее деятельности.

Очевидно, по этой причине их голоса становились все слышнее по мере того, как вырисовывалась перспектива стабилизации положения в стране. Не полагаясь полностью на способность ВЧК самостоятельно справиться со своими проблемами, Ленин в 1921 году рекомендовал "возложить ответственность за недонесение дефектов и неправильностей ВЧК на Наркомюст". В том же году, несмотря на труднейшую международную и внутреннюю обстановку, когда вопрос о том, кто кого, еще не был снят с повестки дня, когда реставрация прежнего режима путем заговоров и мятежей еще оставалась ощутимой реальностью, Ленин, выступая на IX Всероссийском съезде Советов и отмечая заслуги ВЧК перед революцией, заявил: "Чем больше мы входим в условия, которые являются условиями прочной и твердой власти…, тем уже становится сфера учреждения, которое ответным ударом отвечает на всякий удар заговорщиков".