ВИА «Орден Единорога» - [47]

Сторонники грубой физической силы, вытряхивавшие гипсовую крошку из волос и одежды, показали духу кулаки.

…Пещера, где росли лилии, представляла из себя анфиладу маленьких округлых залов с озером-блюдцем в каждом. Черные, блестящие гладкой поверхностью, озерца соединялись каналами, кое-где через них были перекинуты ажурные мостики. Пара изящных лодочек застыла на неподвижной воде около ведущих к ней ступеней. Невысокие своды причудливо переплетались сотнями арок. Ну и, конечно, тысячи прекрасных белых и зеленоватых лилий. Битька восхищенно вздохнула, но тут же, опомнившись, побрызгала за ушами из флакона.

Дурманящий аромат кружил голову сидящих в маленьких лодочках. Было влажно и бесконечно спокойно. И даже сырая прохлада не прогоняла сонного очарования. Тяжелые густые капли снулой воды неспешно стекали по толстым тягучим стеблям, по тонким рукам девушек. Они старались вытянуть стебли как можно длиннее, а потом перерезали их и складывали грузные мокрые бутоны в золотые посудины. Битьке хотелось откинуться на дно медленно вращающейся на месте лодки и, не думая ни о чем и ничего не помня, кружиться, кружиться, глядя вверх в сгущающийся сумрак. В этом сумраке как-то лирично звучали вопли Шез Гаррета, проникновенно и пронзительно исполняющего из «Ляписа-Трубецкого»:

— Як у леси мы были да с подругами, да с подругами мы были-и! Да сбирали там журавиначак… Ля-ля-ля-ля! Туру-руру-ру! Могхгилки у лесе! Могхгилки в бору!..

— Через три зала сохранился еще помост со столбом, к которому привязывали неугодных Бертельхуану Первому поданных. Вокруг разливали немного валерианки и зажигали несколько факелов. Валериана испарялась и приговоренный умирал, оглушенный звуком собственного дыханья. Так погиб мой кузен Эрки. Он пытался освободить свою девушку. Говорят, почувствовав, что действие настоя кончается, он выкрикнул ее имя, и так погиб, — будто бы не обращаясь ни к кому, своим занудным голоском произнесла Лейта.

Битька тут же встрепенулась, она и забыла, что не на прогулке. Однако история несчастного влюбленного принца ее задела, и она поинтересовалась, что стало с девушкой.

— Когда с балкона, на который вывел ее «полюбоваться»на казнь тиран, она увидела смерть возлюбленного, она бросилась вниз в свою очередь с его именем на устах.

Битька едва сдержала возмущенное фырканье: и как только можно говорить о таких печальных и романтичных вещах таким тоном, будто физику в школе объясняешь!

Несмотря на валерианку, долго находиться в подземных залах было тяжело: казалось, сырой и тяжелый воздух давит на уши и ватой набивается в нос и горло. На поверхность все поднялись мокрые, как мыши. В похожих на квасники сосудах утробно булькало. Санди со своим справлялся, играючись, а вот Битька в очередной раз пожалела о своей конспирации. К тому же, в процессе извлечения из гипсового плена, что-то там такое сделалось с ее плечом. Короче, Битька страдала.

Рэна они застали слегка потрепанным: двое из усыпленных Эу Рохо оказались обладателями более крепких организмов и, если первый дал себе труд постонать и помотать головой, пытаясь прийти в себя, то второй не изволил предупредить Рэна заблаговременно о том, что очухался, а наоборот — подло затаился и, улучив минутку, набросился на парня сзади. Спасло того вмешательство дядюшки Луи. Замельтешивший перед глазами стража дух на мгновение сбил того с толку, и Рэн успел повернуться и сгруппироваться. Сейчас прыткие стражи, оба связанные, один — раненый, отдыхали в тени развалин.

— Наш герой как всегда в своем амплуа! — воскликнул Шез. — Только он остался один, как тут же в жизни возникло то самое место для подвига! Братишка, ты случайно, не будил их специально?

Рэн, будто невзначай оказавшийся за спиной Битьки и, преодолев легкое сопротивление, завладевший одним из сосудов с лилиями, покраснел от обиды.

— Что ты все время на него заедаешься, Шез?! — возмутилась освобожденная от притягивающей к земле ноши Битька.

«А что это ты все время за него заступаешься? Нравится он тебе, что ли?»— хотел язвительно произнести Гаррет, но вспомнил, что говорить такое вслух сейчас нельзя, и промолчал.

«Действительно, что это ты на меня все время заедаешься? Ревнуешь, что ли?»— хотел воскликнуть в запальчивости Рэн, но тоже вспомнил, что говорить такое вслух сейчас нельзя и тоже промолчал.

— А может, у меня комплексы? — кокетливо пожал плечами дух Кунгур-табуретки, однако, буквально через минуту опять привязался к оруженосцу: — Интересно, а наш юный друг не составляет какого-нибудь расписания на день по подобию небезызвестного барона Мюнгхаузена? Например: «Пятнадцать ноль-ноль — запланирован подвиг»?

Тут уже покраснел Санди, который в юности в дневнике действительно так и писал: «Три часа пополудни — подвиг». И неизвестно, чем бы закончилась перепалка, если бы Единорожка вдруг тревожно не заржал, и друзья не обратили бы внимания на несущегося на достаточно большой для такой гробины скорости Великого Хомоуда. Уверенными скачками, от которых пыль поднималась до неба, гриб-переросток двигался с юго-запада прямо в сторону развалин.

Первым побуждением друзей было подхватиться и бежать, но тут раненый страж сдавленно выругался, тем самым напомнив о себе, и Битька застыла на месте: