Везунчик - [7]

Я сделал в блокноте несколько пометок и спросил:

— Как зовут медсестру Марголина? Можно с нею поговорить?

— Зовут ее Альбина Паутова. Я дам вам домашний адрес.

— А что, разве она не на работе? Болеет?

Артамонова осторожно пожала тощими плечами:

— Она здорова, просто написала в четверг заявление на отпуск. Заболела ее мать.

— В самом деле?

— Не знаю. — Швабра вновь пожала плечами и сморщила курносый носик. — Мы верим своему персоналу. Тем более… — Она раздавила в пепельнице недокуренную сигарету, пробежала пальцами по клавиатуре гейтса и продиктовала мне адрес и номер телефона.

Записав, я спросил:

— А где живут пациентки, так и не попавшие на прием к самому Марголину?

Артамонова вскинула на меня потрясенные глаза:

— Вы решили с ними встретиться? Мне бы не хотелось, чтобы наших постоянных клиенток беспокоили… — Она сделала правой рукой неопределенный жест. — Сами понимаете!

— Понимаю, — сказал я. — Но ведь скандал со страховой компанией нанесет репутации вашего заведения еще больший вред.

Швабра задумалась. Я спокойно ждал, зная, что никуда ей не деться, — из двух зол выбирают меньшее.

— Ну хорошо, — сказала наконец Артамонова и вновь опустила пальцы на клавиатуру. — Записывайте.

Через минуту нужные адреса оказались в моем блокноте.

— Спасибо большое! — Я встал. — Было очень приятно с вами познакомиться.

— Вы дадите знать, когда отыщете Виталия Сергеевича? — Артамонова пощипала свой носик большим и указательным пальцами левой руки, поднялась из-за стола и одернула белый халат.

Грудь ее от этого в главную женскую прелесть (на мой, конечно, вкус) не превратилась.

— Разумеется, дадим, — соврал я. — Сразу же позвоню.

Мы распрощались — она с немалым облегчением, а я с предчувствием, что нам еще не раз придется встретиться.

Когда я покидал территорию клиники, амбал-охранник помахал мне пятерней. Будто напутствовал во имя и во славу…

Глава 6

Свидетельницы жили неподалеку от клиники. Любовь Кочеткова, сорока лет, — тут же, в Ольгине, а Лариса Ерошевич, сорока двух, — в Лахте. Я решил начать с ближайшей.

Любовь Кочеткова оказалась худощавой женщиной, отдаленно напоминавшей бы швабру-заместительницу, если бы не изящный греческий носик и лукавые зеленоватые глазки. Будь я в Нью-Йорке, я бы за такими глазками бегал весь вечер. А может, и два вечера… Впрочем, нет, не стал бы — доску и глазки не украсят, не люблю плоских, хоть убей!

Жила Кочеткова в небольшом коттедже, который в другом районе показался бы даже симпатичным. Но тут его со всех сторон окружали монументальные особняки о трех этажах, четырех башнях и десяти колоннах. И поневоле рождалась мысль о хижине дяди Тома.

Я представился хозяйке этой хижины, объяснил, чего хочу.

Кочеткова нахмурилась, возвела лукавые глазки к небу и тут же стрельнула ими в меня. Получилось очень кокетливо.

— Вы узнали мой адрес в клинике?

— Конечно. От Натальи Петровны, заместительницы Марголина.

— А меня как свидетельницу не потащат? — Глазки потеряли лукавость и обрели немалую трезвость. — Мне бы очень не хотелось…

— Я не мент, госпожа Кочеткова. Я всего-навсего агент страховой компании. Нам не нужны ваши официальные показания. Просто расскажите, что происходило в прошлый четверг у доктора Марголина, и я тут же оставлю вас в покое.

— Ах, язык мой — мне всю жизнь враг, но, так и быть, расскажу… — И она рассказала.

В приемной их находилось двое — она и еще одна женщина по имени Лариса. Фамилия ее Кочетковой не известна, Лариса и Лариса. Та как раз ждала вызова, когда ввалилась в приемную этакая фифочка, вся из себя выпендренистая и на взводе — это было видно по всем ее жестам и словам… Нет, не пьяная, а на взводе… На взводе и значит — под мухой? Возможно. Она-то, Кочеткова, вообще не пьет, ну там бокал-другой сухого вина, лучше всего молдавского из «Коллекции Гарлинг», есть такой набор, она берет обычно на Марата, возле метро «Маяковская», имеется там неплохой такой магазинчик, сразу за банями… Как фифочка выглядела?.. Пшеничная блондинка, но я голову дам на отсечение, что это был парик, нас, женщин, не проведешь, не то что вас, голубков… Ну да, все у нее при всем, есть такие… Ну и вот, вплыла фифочка в приемную и, ни слова не говоря, сразу к Виталику за дверь… Мы его промеж собой Виталиком называем, сами понимаете, врач-гинеколог сродни любовнику, в одно и то же место заглядывают, да иной раз любовнику того и не скажешь, что Виталику! Хороший доктор, я у него уже лет пять наблюдаюсь, почти с тех пор, как он клинику построил… Кстати, знаете, чем отличается гинеколог от любовника? Любовник посмотрит, полезет и возьмет, а гинеколог возьмет полезет и посмотрит, хи-хи-хи… Да, между словами «возьмет»и «полезет» запятой нет, хи-хи-хи… Ну вот, вперлась эта блондинка к Виталику в кабинет, а через секунду сестричка оттуда вылетает, Альбиночка, вся красная как рак, не знаю уж, чем ее эта фифочка так раскрасила… Вылетела, села за стол, в нашу сторону и не смотрит. Мы к ней: «Альбиночка, кто это там у Витсергеича?»— «Никто, — говорит. — Сучка жопастая! Подстилка!»И словно в рот воды набрала. А между тем у Виталика в кабинете объяснение разворачивается, да все на повышенных тонах. Слов, правда, не разобрать, но похоже, фифочка на доктора накатывает… Нет, не беременная она, разве лишь на первых неделях, у гинеколога не только беременные бывают. Но рожала уже точно, бедра у нее не девичьи, это уж вы поверьте… Потом разговор стал тоном ниже, а потом они и вовсе затихли, там двери хорошие, если не орать, то вообще ничего не услышишь… Так прошло минут пять. Потом Альбиночка кликнула Виталика по интеркому и вошла в кабинет. Пропадала она там минуты две-три, а когда вышла, заявила, что Виталик нас принять не сможет, а примет его заместительница… Нет, Виталик из кабинета не выходил, и фифочка в парике — тоже. Кто их знает, может, он ее чистить взялся… Нет, нам это странным не показалось, и мы пошли к Натке Артамонихе…