Ветроум. Странное, страшное, смешное в повседневной жизни русской провинции XVIII – начала XX века - [65]
Режущее глаз и слух словечко «ложить» до сих пор является яркой особенностью как общерусского, так, в частности, и вятского просторечия.
Характерен записанный Пономарёвым приговор, которым начиналось гадание. Это текст явно поздний, но в нём фигурируют образы и термины, присущие народно-православной культуре (то есть для того времени – культуре крестьянской).
Фотография Сергея Лобовикова. Начало XX века
«Сколько мне жить?»
В записи Пономарёва, к сожалению, описана лишь начальная ситуация, перед собственно гадательной процедурой. У него не говорится, что именно при «гадании столом» могло происходить далее, когда собравшиеся люди станут задавать вопросы и каким-то образом получать ответы. Видимо, для Пономарёва это представлялось очевидным. К счастью, в нашем распоряжении имеется запись, сделанная в недавнее время в соседнем с Вяткой Прикамье. Это тоже крестьянское гадание-столоверчение, похожее на то, что бывало на Вятке.
Прикамье – значительная часть бывшей Пермской губернии, сейчас – Пермский край. Эта территория примыкает к земле Вятской: Вятка – западнее, Прикамье – восточнее. Русское население (наряду с удмуртами, марийцами, коми, татарами) живёт тут и там уже много веков, и между народными традициями Вятки и Прикамья даже на первый взгляд имеется значительное сходство. Правда, это обстоятельство пока не обращало на себя внимания исследователей. Изучение традиционной культуры в этих местностях ведется, как правило, без учёта их общности.
Вот запись, сделанная в недавнее время в небольшой коми-пермяцкой деревне Прикамья. Гадания там происходили, очевидно, в 1950-х годах.
«У нас тут тётушка Анисья жила напротив, соседка, она тоже рассказывала. <…> Её сейчас нету, переехала. А от них остался стол – деревянный, дубовый, что ли. И сделан без гвоздей. Из-за этого стола к ним раньше ходили ворожить. Сядешь, руки потрёшь ладонями, положишь, ноги на подножку поставишь, ну, и спрашиваешь, что хочешь. Спрашиваешь, например: “Сколько мне жить?” И он сам столько раз поднимается, стол-то этот. Мы для смеху туда ходили. Анисья сама говорила, мол, девки, есть стол, идите ворожить! Он поднимается, а мы смеёмся: что так много? Одна сторона у стола поднималась. Но это надо, чтоб без единого гвоздя стол был. Потом к ним из чужих деревень стали приходить, и хозяин у Анисьи запретил гадать, Дмитрий Фомич его звали»[453].
Сходные гадания-столоверчения на протяжении XX века были выявлены этнографами и фольклористами в иных местах Европейского Севера (Костромской, Архангельской, Новгородской областях, Республике Коми), а также в казачьих станицах Ростовской области. А беллетристика и мемуаристика предоставляют сведения о столоверчении преимущественно в городской среде предшествующего времени – XIX века[454].
Стол – в избе престол
Столы в жилищах русских крестьян распространились достаточно поздно – примерно со второй половины XVII века. До того обходились лавками. Поначалу столы бывали сравнительно малыми и лёгкими[455]. А с середины XIX века в русских избах они уже большие, тяжёлые. Едва ли такие могли бы подпрыгивать и постукивать.
Хорошую мебель вятские ремесленники стали делать не ранее начала XIX века. Рассказывали, что один житель города Вятки, задумав обставить свой дом, пригласил из Казани мастера-немца, посулив тому, что в Вятке будет много заказов, поскольку мебельщиков в городе вроде бы ещё не имелось.
Привлечённые немцем местные «древоделы» переняли у того способы работы и вскоре сами открыли в городе мебельные мастерские[456].
Среди вятских переселенцев в Уфимскую губернию во второй половине XIX века были мастера-столяры. Историкам стала известна рукопись, в которой подробно описано их занятие. Вятчане в тех местах изготавливали «деревенские» столы и стулья. Такое обозначение в рукописи объясняется указанием на «грубую работу» и на отличительную особенность – раскраску: ножки столов были чёрного цвета, верхняя доска – красного. Мебель сбывали в Уфу, и это было выгодное занятие[457].
На рубеже XIX – ХХ веков в деревнях, вслед за городами, стали модными круглые столы, уже не столь громоздкие, как прежде. Вот эти-то изделия, привезённые из города или сработанные по городской моде, пожалуй, более годились для предсказания судьбы стуком.
Сама идея гадания с помощью стола – явно городская. С середины XIX века вызывание духов (спиритизм) сделалось широко распространённым в России времяпровождением, нередко шуточным. Обычно это происходило при помощи блюдечка, для чего люди собирались за столом. Всевозможные стуки-бряки случались и при гаданиях с блюдцем: так обнаруживал своё присутствие в комнате призываемый дух. То, что в последние десятилетия называют «полтергейстом» («шумным духом»), замечалось и в старину.
В книге исследуются дорожные обычаи и обряды, поверья и обереги, связанные с мифологическими представлениями русских и других народов России, особенности перемещений по дорогам России XVIII – начала XX в. Привлекаются малоизвестные этнографические, фольклорные, исторические, литературно-публицистические и мемуарные источники, которые рассмотрены в историко-бытовом и культурно-антропологическом аспектах.Книга адресована специалистам и студентам гуманитарных факультетов высших учебных заведений и всем, кто интересуется историей повседневности и традиционной культурой народов России.
Книга в трёх частях, написанная Д. П. Бутурлиным, военно-историческим писателем, участником Отечественной войны 1812 года, с 1842 года директором Императорской публичной библиотеки, с 1848 года председатель Особого комитета для надзора за печатью, не потеряла своего значения до наших дней. Обладая умением разбираться в историческом материале, автор на основании редких и ценных архивных источников, написал труд, посвященный одному из самых драматических этапов истории России – Смутному времени в России с 1584 по 1610 год.
В книге приводятся свидетельства очевидца переговоров, происходивших в 1995 году в американском городе Дейтоне и положивших конец гражданской войне в Боснии и Герцеговине и первому этапу югославского кризиса (1991−2001). Заключенный в Дейтоне мир стал важным рубежом для сербов, хорватов и бошняков (боснийских мусульман), для постюгославских государств, всего балканского региона, Европы и мира в целом. Книга является ценным источником для понимания позиции руководства СРЮ/Сербии в тот период и сложных процессов, повлиявших на складывание новой системы международной безопасности.
Эта книга обращена ко всем гражданам Русского мира, интересующимся его дальнейшей судьбой. Сохранится ли он или рассыплется под действием энтропии – зависит не столько от благих пожеланий, энергии патриотизма и даже инстинкта самосохранения, сколько от степени осознания происходящего. А оно невозможно без исторической памяти, незапятнанной маловерием и проклятиями. Тот, кто ищет ответы на классические вопросы русской интеллигенции, найдёт в этой книге духовную пищу. Юным идеалистам она принесёт ниточку Ариадны, которая свяжет их с прошлым.
В настоящей монографии представлен ряд очерков, связанных общей идеей культурной диффузии ранних форм земледелия и животноводства, социальной организации и идеологии. Книга основана на обширных этнографических, археологических, фольклорных и лингвистических материалах. Используются также данные молекулярной генетики и палеоантропологии. Теоретическая позиция автора и способы его рассуждений весьма оригинальны, а изложение отличается живостью, прямотой и доходчивостью. Книга будет интересна как специалистам – антропологам, этнологам, историкам, фольклористам и лингвистам, так и широкому кругу читателей, интересующихся древнейшим прошлым человечества и культурой бесписьменных, безгосударственных обществ.
В сборнике собраны статьи польских и российских историков, отражающие различные аспекты польского присутствия в Сибири в конце XIX – первой четверти XX вв. Авторами подведены итоги исследований по данной проблематике, оценены их дальнейшие перспективы и представлены новые наработки ученых. Книга адресована историкам, преподавателям, студентам, краеведам и всем, интересующимся историей России и Польши. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Говоря о своеобразии Эфиопии на Африканском континенте, историки часто повторяют эпитеты «единственная» и «последняя». К началу XX века Эфиопия была единственной и последней христианской страной в Африке, почти единственной (наряду с Либерией, находившейся фактически под протекторатом США, и Египтом, оккупированным Англией) и последней не колонизированной страной Африки; последней из африканских империй; единственной африканской страной (кроме арабских), сохранившей своеобразное национальное письмо, в том числе системы записи музыки, а также цифры; единственной в Африке страной господства крупного феодального землевладения и т. д. В чем причина такого яркого исторического своеобразия? Ученые в разных странах мира, с одной стороны, и национальная эфиопская интеллигенция — с другой, ищут ответа на этот вопрос, анализируя отдельные факты, периоды и всю систему эфиопской истории.