Ветреный день на Среднем Западе - [2]

— А вы любите детей? — спросила девушка.

— Нет, — коротко ответил Пит.

— А как же ваша дочь?

— У меня нет дочери.

Она снова замолчала.

— Как ты здесь оказалась? — спросил Палмер. — Посреди пустыни?

— Парень, который вез меня до этого, высадил меня здесь.

— Он что, приставал к тебе?

— Да нет. Но вообще это был мерзкий тип. Сама не знаю, зачем я к нему села — наверное, слишком уж достало ждать машину на жаре. От него воняло потом, и он курил дешевые сигары. Сначала-то мы ни о чем не говорили — он слушал кантри.

— У него были толстые волосатые пальцы и ковбойская шляпа. А ездит он на потрепанного вида голубом пикапе, — дополнил Пит.

— Вы его видели? — удивилась девушка.

— Просто если ты видел одного такого парня, считай, что видел их всех.

— Ну, в общем, так и было, только пикап был не голубой, а серый. Ну вот, он слушал кантри, и порой даже пытался подпевать. А потом музыка кончилась, и стали передавать новости. Сообщили про дело Дороти Спринглз. Ну которая засадила за изнасилование собственного мужа.

— Я знаю.

— Сегодня суд отклонил апелляцию его адвокатов. Вот тут этого парня и прорвало. Он разразился речью, в которой самыми приличными словами было «недотраханные феминистские суки». А закончил тем, что величайшей глупостью в истории американского народа было предоставление избирательных прав бабам и нигерам. Он, похоже, даже полагал, что это произошло одновременно. Ну и… я ему возразила. По правде, я сделала это гораздо вежливей, чем он того заслуживал, девушка метнула испуганный взгляд на Палмера, запоздало подумав, что тот может оказаться единомышленником водителя пикапа. Но Палмер никак не выразил своего отношения. — Ну и он остановил машину и сказал, чтоб я выматывалась. Что я вонючая феминистка и все такое. Я хотела было объяснить ему, кто из нас двоих вонючий, но, по правде, побоялась. Он был сильнее меня раза в три, а вокруг на сотню миль ни души.

— И сколько ж ты здесь простояла?

— Да, наверное, больше часа. Еще немного, и я бы превратилась в сушеную мумию, набитую песком.

— Поэтому со мной ты решила, от греха, помалкивать.

— Точно.

— Все проблемы между людьми возникают от двух причин, — изрек Палмер. — Во-первых, из-за того, что они не говорят друг другу правду. А во-вторых, из-за того, что они ее говорят.

Девушка посмотрела на него с уважением.

— Вы не писатель?

— Нет, я не писатель. И не маньяк. И я не вышвыриваю девушек на дорогу посреди пустыни — во всяком случае, доселе за мной такого не замечали.

— Рада это слышать.

— Кстати, я так и не спросил, как тебя зовут.

— Бетти.

— Дурацкое имя, — вырвалось у Палмера.

— Что? — кажется, она больше удивилась, чем обиделась.

— Извини. Не обращай внимания. Просто у меня свои напряги в последнее время. («В последние 74 часа, — добавил он мысленно. — Или в последние 50 лет — это как посмотреть».)

— Если хотите, можете звать меня Лиз.

— Честно говоря, «Лиз» нравится мне ничуть не больше, чем «Бетти», — признался он. — Но ты не бери в голову. Это только мои проблемы. Ты не сердишься?

— Все в порядке, мистер.

— Не называй меня «мистер». Зови меня Пит.

— Хорошо… Пит.

— Тебе кажется, что я выдрючиваюсь? — тут же спросил он, уловив неуверенность в ее голосе. — Пытаюсь казаться своим парнем, словно я все еще молодой? Тебе кажется неестественным называть Питом такого старого пердуна?

— Вы вовсе не похожи на старого… эээ…

— Не ври мне, Бетти. Я прекрасно знаю, как смотрят на пятидесятилетних, когда тебе семнадцать.

— Вообще-то мне уже восемнадцать.

— Это принципиально? — усмехнулся Пит.

— Да, — ответила Бетти, думая о своем. — Мне исполнилось 18 на прошлой неделе, и я решила, что с меня хватит. Хватит вечно пьяного папаши, хватит матери, давно превратившейся с таким мужем в бессловесную скотину, хватит братца, все время норовящего ущипнуть меня за задницу и подсмотреть, как я переодеваюсь — короче, хватит всего славного городка Бриксвилл, чтоб ему сгореть в аду. Я разбила свою копилку, собрала рюкзак и вышла на дорогу. К вечеру я была уже в двух сотнях миль от дома, и надеюсь больше не приближаться к нему на меньшее расстояние.

— И куда ты направляешься?

— Не знаю. Может, в Сакраменто, а может, и во Фриско. А может, устроюсь официанткой в какое-нибудь придорожное кафе по эту сторону Скалистых Гор. Главное — подальше от Бриксвилла, а там посмотрим.

— Ты что-нибудь умеешь? Ну, кроме работы по дому.

— Не очень много, — призналась она. — Но я быстро схватываю.

— Хотя бы школу ты окончила?

— Да… и даже с не самыми плохими оценками. Хотя надеюсь, что, когда Бриксвилл будет гореть в аду, школа займется первой.

— Понимаю, — кивнул Палмер. Ему вдруг показалось, что девушка смотрит на него с надеждой, и он поспешил развеять таковую:

— Я спрашиваю просто так. Не думай, что я хочу предложить тебе работу. Если на то пошло, я и сам сейчас без работы.

— А тачка у вас шикарная, — недоверчиво произнесла Бетти.

— Я безработный всего лишь 74 часа. Теперь уже 74 с половиной.

— Не повезло вам, должно быть, — сочувственно сказала она.

— Мне не повезло, когда я родился.

— Думаю, все же не все так плохо, — осторожно сказала она после паузы.

— В твоем возрасте я тоже так думал. Когда тебе 18, кажется, что 18 будет всегда. Но ты и охнуть не успеешь, как тебе будет 36, а потом 54. Впрочем, умирать начинаешь гораздо раньше. Ты знаешь, что уже после 25 человек теряет 100 тысяч нервных клеток мозга в день? После 40 этот процесс резко ускоряется, а после 50 мозг начинает ощутимо усыхать. Наука, мать ее, против нее не попрешь… Мы слишком долго пытаемся себя обманывать. В 40 лет мы еще пытаемся уверить себя, что продолжаем двигаться вверх, хотя на самом деле давно уже катимся под уклон. А в 50 наконец замечаешь, что не просто катишься, а мчишься вниз так, что ветер в ушах. Держитесь за поручни, леди и джентльмены, следующая остановка — Артрит! Склероз! Рак! Инфаркт! Инсульт! Болезнь Паркинсона! Болезнь Альцгеймера! Ты понимаешь это, Бетти?