Вьетнамский кошмар: моментальные снимки - [54]

Но части поддержки находились во Вьетнаме не для того, чтобы убивать. Они были там, чтобы строчить утренние рапорты, заявки-наряды, выписывать талоны на выплату денежного содержания, печатать новые приказы, заводить личные дела, медицинские карты и готовить информационные заявления для гражданской печати.

В 1966 году на зарплату вьетнамских женщин сильно влияла инфляция, но в среднем секретарша или продавщица в военном магазине получала около 6 тысяч пиастров в месяц, а начальница отдела — до 12 тысяч пиастров.

Теперь сравните это с доходами девчонки из бара, которая делала от минимум 12 тысяч пиастров (100 долларов США) до 120 тысяч пиастров (1000 долларов) в месяц. Немногие вьетнамские мужчины с хорошим образованием могли похвастать такой зарплатой.

Проститутки зарабатывали больше министров, а мальчишки-чистильщики обуви — больше сержантов-ветеранов южно-вьетнамской регулярной армии («Армии республики Вьетнам», АРВН).

Дурацкая ситуация.

Прохладительными напитками вдоль дорог обычно торговали мамаши с папашами. Этим морщинистым бизнесменам с торчащими вперёд зубами помогали дочери с губами, густо накрашенными помадой или пастой из стручков бетеля.

По дороге в Лонг Бинь встречалось много лотков с грубыми деревянными рекламными щитами: «Пиво и поп-корн, холодные как лёд», «Автомойка» и «Шиномонтаж».

Но солдаты останавливались, только чтобы выпить пива и наскоро перепихнуться.

Дети мыли грузовики и джипы или латали дыры в колёсах. Их родители продавали пунш. А старшие сёстры вели шофёров в хижину и за 300 пиастров по-быстрому отдавались на армейской койке в маленькой грязной комнатушке.

Проститутки носили узкие американские штаны, как у тореадора, и открытые у горла рубахи, заправленные в штаны; у них были милые мордашки, разрисованные косметикой: помадой, тушью для ресниц и тенями для глаз, — и они улыбались тебе, обнажая полный рот золотых — в 24 карата — зубов.

Создавалось ощущение, что половина вьетнамских женщин была «девушками на час», а другая половина обстирывала солдат или продавала у дорог пиво и поп-корн.

Армия не одобряла придорожные бордели, потому что по утрам на приём к врачу выстраивались очереди страдальцев от вензаболеваний. В действительности венерические болезни были чуть ли не основной головной болью армии, так как в любой определённый момент времени ими болел каждый четвёртый военнослужащий.

До прибытия сюда нам делались вакцинации от многих болезней. Если бы ещё делали прививки от гонореи…

Придорожные публичные дома были внеполитическими реалиями, и девчонка, которую ты тащишь в постель сегодня, могла переспать с целым взводом озабоченных вьетконговцев за неделю до этого.

Военный магазин «Бринкс» предлагал прекрасные цены на алкоголь. Бутылка джина или любимого Наполеоном коньяка «Курвуазье» стоила 1,80 доллара, а бутылку «Роял Краун» можно было получить за 4,90 доллара. Сигареты стоили 1,10 доллара за блок, и всё остальное, от переносного телевизора до спрея для волос, было примерно в таких же ценах.

Крысы — тоже проблема Сайгона. Их миллионы, и они достаточно велики, чтобы закусить грудным ребёнком. Так иногда случалось. Я видел девочку в бедном районе у реки, у которой крысы обгрызли пол-лица, прежде чем мать прогнала их.

Вода была заражена, потому что водоносный пласт находится на глубине всего 20 футов, а канализационная система там, где она вообще существовала, протекала.

Поэтому солдаты привыкали принимать душ с закрытым ртом и пить только пиво или кока-колу. На военных базах, например, на базах ЮСАРВ, вода обеззараживалась химикатами.

В Сайгоне повсюду можно было встретить южно-вьетнамских солдат АРВН. Поигрывая в полуденный раунд карманного биллиарда, они кисло ухмылялись проходящим американцам.

Во всей этой кишащей нищете страшна была не война, а болезни. В Сайгоне бушевали все виды эпидемий, начиная тифом и кончая бубонной чумой. По статистике каждый третий ребёнок в этой стране умирал, не дожив до 4-х лет.

В сайгонских доках стивидоры воровали до 20-ти процентов грузов, хоть гражданских, хоть военных. Многие вьетнамцы — замечательно искусные воры и крадут виртуозно.

Для таксистов, продавцов, лавочников и лакеев воровство было в порядке вещей. Когда их ловили, они лили слёзы и ныли; и если «белые мыши» сажали их в кутузку, то, имея деньги, они всегда откупались.

Женщины владели половиной баров и борделей в Сайгоне; здесь вообще большинство женщин зарабатывало больше своих мужей.

У вьетнамской женщины, которую называют «Цветком Востока», есть одна слабость — слезливая сентиментальность, даже у шлюхи, потому что женскую страстную жажду любви и привязанности угнетали две тысячи лет. До прихода солдат она и не подозревала о существовании таких понятий.

В «Сайгон пост» постоянно печатались рассказы о вьетнамках, покончивших с собой из-за любовных размолвок.

Вьетнамцы не отличаются состраданием. Если к соседу приходит беда, они смотрят, болтают и тычут пальцами, но редко протягивают руку помощи. Сострадание предназначено только для семьи.

За пределами семьи они не соотносят себя с животными, предметами или людьми. Потому вьетконговец может спокойно оторвать голову и выпустить потроха селянину и больше об этом не думать.