Ветер влюбленных - [4]

– Покровская, ты что, спать собралась?

Я поднялась и села неестественно прямо. Господи! Когда же Шпионина оставит меня в покое? Когда она уйдет на пенсию? Не при моей жизни в школе, это точно. Она не доставит мне такого удовольствия.

Я оглянулась на Захара, который сидел с Тимкой в третьем ряду. И тут же наткнулась на его упорный взгляд.

После уроков Лариса Григорьевна попросила меня, Алю Королькову и Валю Агееву провести в младших классах анкетирование. Проводили какое-то социологическое исследование, что ли. Каждый малыш должен был написать о своем желании. Любом желании – по отношению к себе или к миру, как он сам захочет.

Я проводила анкету в первом «В» классе, в том самом, где учился Жорик. Мы сразу друг друга узнали. Он заулыбался, я помахала ему рукой. Все первоклашки посмотрели на Жорика с уважением. А как же: знаком со старшеклассницей. Старшеклассники для малышей – великие люди, их авторитет незыблем. Вообще же мелкие такие потешные. У многих спереди не хватает зубов, и это совершенно не портит их личики. Наверное, потому что знаешь – что это временно. У стариков отсутствие зубов потому и страшит, ведь это навсегда, у них нет запаса кальция на новые зубы. Вообще же, детство и старость – такие жуткие противоположности. Детство – ожидание жизни, старость – ожидание смерти. Детство – розовые очки, старость надевает очки черные. Детство – это красота, старость – уродство. По крайней мере, мне так кажется. Поэтому я хочу жить только до пятидесяти. Да ну, не хочу быть немощной старухой…

Малыши усердно писали. Думали минут пять, писали – почти пятнадцать. Это одну-то фразу!

В конце уроков я собрала у мелких листочки с ответами. Их нужно было отдать классной, но я ее в школе не нашла и притащила листочки домой. Ну и полюбопытствовала, конечно, что малявки накалякали. Вот некоторые высказывания:

Я хочу, чтобы люди стали добрые и не воровали и никого не били

Я не хочу быть юристом

Я не хочу быть предателем и преступником!

Я хочу, чтобы мама стала добрая и нежная

Я хочу, пусть люди не воюют

Я хочу себе щасьтя

Я хочу жить во всех странах мира

Я хочу, чтобы я была умная добрая и красивая

Я не хочу быть моделью, потому что их часто убивают и я не хочу чтобы меня убивали

Я хочу, чтобы Рома на меня смотрел

Я хочу, чтобы в мире не было никаких преступлений наводнений и нападений

Я хочу быть в мире с аднаклассницами

Все ответы мне показались важными! Молодцы эти мелкие! За искренность молодцы. Кто-то думает лишь о себе и себе хочет «щастья», а кто-то – о «преступлениях, наводнениях и нападениях» во всем мире. Подписи в анкетах не требовались. Но мне показалось, что это мальчишки думают глобально – о мире, девочки – зауженно – о себе. Значит, мужчины и женщины так же отличаются друг от друга, как детство и старость! У девчонок круг мыслей маленький, как мяч, у мальчишек – огромный, как планета. Я вдруг пожалела, что я – девчонка. Наверное, поэтому я так много думаю о любви. Я тоже, увы, ограниченная.

Последнее высказывание неведомой первоклашки про мир с «аднаклассницами» вызвало у меня задумчивую улыбку. Это могла бы и я написать. Ошибки только не мои и не мои каракули. Если бы на свете существовали только орфографические ошибки! Насколько бы легче жилось! Орфографических ошибок у меня вроде бы не наблюдается, зато других, жизненных, – целый чемодан на колесиках. Та мелкая девчонка, наверно, поссорилась с подружками из-за бантиков-резиночек. Или телефон позвонить кому-то не дала… словом, пустяк какой-нибудь. У нее все наладится, раз она этого хочет.

Я тоже не дружу с одноклассницами. Хотя вроде и не ссорилась ни с кем. И мне это не мешает. Я привыкла быть в отрыве от них. И все-таки такую записку я написать могла бы… Да-а… Просто, когда ловишь неприятный взгляд кого-нибудь из наших девушек, становится не по себе. Думаешь: что я тебе сделала? За что ты на меня так злишься?

Назавтра я отдала анкеты Ларисе Григорьевне. А последняя «записочка» случайно осталась у меня. Открыла учебник алгебры, а она там как закладка. Да ладно, пусть будет на память.

Через несколько дней Миша Забоев выздоровел, и Захар вернулся за мою парту.

– Привет, Покровская! – сказал он как ни в чем не бывало, вешая рюкзак на крючок.

– Ага, приветик, – вяло ответила я и уткнулась в учебник. Я уже не злилась на него. А чего, собственно, злиться? Все же по-прежнему. Все как раньше. К сожалению. К великому сожалению: с Лёвой мы не общались. А мне так не хватало его музыки, то скучной, то грустной, то пробирающей до глубины души.

Ну вот… Как раньше жили, так и сейчас зажили, говорю же…

По-прежнему вместе с Захаром ходили в буфет, пили какао с пенкой из одного стакана, когда стаканы кончались (в нашей в столовой это случалось!). Но все это было по-дружески, а точнее даже – по-соседски. Если сидишь с человеком за одной партой, волей-неволей становишься ему близким. И близким становится он. Не родные брат и сестра, но троюродные, это точно. К тому же Захар в меня и в самом деле не был влюблен. Так что сравнение брат-сестра – вполне соответствовало истине. Он врал, когда кричал на всю улицу: «А теперь, может, люблю!» Может, он и пытался влюбиться, но ничего у него не вышло. Однажды он признался, что после того вечера, когда мы целовались в его прихожей, он был уверен, что любит меня. И потом ему всегда хотелось целоваться со мной, в любой момент, даже на уроках.