Ветер с Юга. Книга 1 - [3]

Да, спасение откладывалось. До того самого момента, когда мать решит позвонить мне и выяснить, где это я прохлаждаюсь так долго после занятий. В спортивные секции я не хожу, даже от физ-ры освобождён ввиду общей хилости организма и наличия у матери в подругах врача-педиатра. Музыкальная школа тоже осталась в розовом детстве, и вообще, это только у сестры Юльки хватает терпения по два часа в день долбить свои до-ре-ми…

Витёк стопудово обалдел, наблюдая мою пустую половину парты, брякнул мне на сотик и, не дождавшись ответа, решил, что я тупо проспал. Ну, бывало со мной такое пару-тройку раз. После третьего раза Варсега вызвала мать в школу, и понеслось: мать весь вечер орала, обзывая разгильдяем и тунеядцем, и не преминула дважды ехидно вставить свою любимую фразу: «От осинки не родятся апельсинки». На отца намекала…

Засада… Витёк тоже будет в полной «незнанке», что я не дрыхну, как минимум до конца занятий. Как максимум – до звонка моей мамы… Вот тогда-то всё и закрутится. Хреново, но придется подождать…»

А ведь всего один его звонок решил бы все проблемы. И через час, ну, в крайнем случае – через два, он был бы притиснут к груди рыдающей матери, которая сразу же начала бы лить на него слёзы и громко целовать во все доступные места своего вновь обретённого блудного сына. Неприятно, конечно, но потерпеть можно.

И максимум часа через три он будет, сыто развалившись в кресле, рассказывать Витьку, у которого глаза постепенно, но целенаправленно полезут на лоб, о своих рвущих душу приключениях. Да, не забыть приврать что-нибудь о стычке с диким кабаном и парой-тройкой местных туземцев. Кстати, шишка возле уха должна добавить правдоподобности. Никита потрогал висок. Шастая по лесу, он как-то про неё подзабыл. Где же все-таки он так приложился?

От выпитой воды голод слегка притупился. В мокрой одежде становилось холодно, да и желание быстренько добраться до цивилизации бодрило. Никита решительно поднялся и двинулся по склону вверх. Довольно бодрые вначале шаги постепенно сменились менее бодрыми, а потом и совсем уж откровенно стариковским шарканьем. Никита устал. Точнее, он очень устал.

Он не помнил, чтобы в своей жизни ему приходилось столько ходить. Его по-настоящему любимым занятием было лежать на диване у телевизора, смотря бесконечные сериалы про вампиров и им подобное безобразие, от которых мама приходила в ужас, требуя «немедленно выключить эту дрянь и заняться, наконец, делом». Или же сидеть у компа, занимаясь, по мнению мамы, «той же фигней».

По его прикидкам, он шел уже часа четыре. Ноги болели, всё тело ломило, но должен же этот идиотский лес когда-то закончиться! Солнце перевалило далеко за полдень, тени стали удлиняться. Есть хотелось всё сильнее. Обходя очередные кусты, Никита с радостью увидел, что они просто усыпаны крупными ягодами малины. Накинувшись на дармовое угощение, он начал срывать и запихивать в рот сочные ягоды, вкуснее которых ничего в жизни никогда не ел.

Ягоды переспели и пачкали руки и футболку соком, распространяя вокруг чудесный аромат. И падали на землю, стоило только шевельнуть ветку. Снизу ягоды были самыми крупными, и, потянувшись за ними, Никита вдруг замер в ужасе. С нижней ветки ближайшего дерева свесилась толстая серо-коричневая змея с треугольной головой. Её пасть с двумя загнутыми вниз зубами была приоткрыта, а красный раздвоенный язык нервно вибрировал. Яркие жёлтые глаза, не мигая, смотрели на замершего в метре от неё Никиту.

Змея чуть качнулась, и Никита, дико взвизгнув, рванул прочь. Он понятия не имел, что это за змея, но какой-то первобытный ужас гнал его подальше от гадины. Пулей выскочив из кустов и отбежав на приличное расстояние, мальчик остановился. Этот лес оказался куда опасней, чем ему показалось утром – каждый шаг мог принести кучу неприятностей. Едва отдышавшись, он подобрал под деревом толстую ветку и двинулся дальше, яростно хлеща ею по траве.

Сосредоточившись на подозрительных зарослях, Никита не сразу понял, что уже какое-то время идёт по едва заметной тропинке, как-то вдруг проявившейся в невысокой траве. Тропинка петляла среди деревьев, всё больше удаляясь от ручья, становясь то заметнее, то почти теряясь среди травы, но Никита уже не сомневался, что она есть.

Покойник

Протопав, точнее – прохромав на уже негнущихся ногах ещё с километр, он остановился. Тропинка уперлась в завал из беспорядочно наваленных друг на друга деревьев.

Никита осмотрелся. Посередине стволы были уложены ровнее, образуя некое подобие лестницы из трёх ступеней, ведущей в проём между двумя толстыми стволами. «Добро пожаловать, гости дорогие». – Мальчик невесело усмехнулся. Он прислушался, но за завалом было тихо.

«Была бы собака, голосила бы уже вовсю. Может, нет никого? Интересно, далеко хозяин подался? А ничё он заборчик себе забабашил, чтобы зверюги не лезли… А вдруг тут диких зверей до фига? Пипец… Стою, как дурак, а сзади волк крадется… или тигр?!» И больше не раздумывая, Никита быстро полез по стволам, стараясь попадать ногами в те места, где кора была уже содрана чьей-то обувью.

Проскочив в проём, он снова огляделся. Завал с двух сторон упирался в невысокую бревенчатую избушку. Её чуть наклонённая крыша заросла травой и напоминала холм, на верхушке которого пристроились несколько камней. Окон не наблюдалось. Перекошенная дверь, сбитая из широких досок, была приоткрыта. Траву в маленьком дворике почти вытоптали, слева у стены кучей валялись толстые сухие ветки. «Печку топит…» – Никиту это порадовало. Вечерняя прохлада уже давно вовсю хозяйничала под его футболкой.