Ветер с севера - [19]

Хорошо! Быть может, ему все же удастся бежать… Или иным способом обрести свободу… Что он может предложить ей? Ни земель, ни денег. Только честное имя, верная рука и сердце, исполненное любви…

От заинтересованных наблюдателей, коими были Ана и Тир, не укрылись эти внутренние метания молодого лесного эльфа. И если Тир молчала, то Анайриэль говорила за двоих.

— Что ты надумала делать с ними? — однажды подступила она к хозяйке, привычно уперев руки в бока.

— Отстань, Ана.

— От твоего решения зависит их счастье. Я же вижу, что оба нравятся тебе.

— И что, по-твоему, из этого следует?

— Отпусти их.

Тир расхохоталась:

— Ты, должно быть, ума лишилась! С какой это стати я буду раздавать свободу своим рабам?

— Я чувствую, что это будет правильно, Тир. Даже мой толстокожий увалень Эрик сразу почувствовал — тебе в руки попала необычная девочка. Ее появление может многое изменить и в твоей собственной жизни.

— Не городи чушь, Ана. Я всегда считала тебя разумной эльфийкой.

— Иногда надо верить не уму, а чувствам, Тир. Попробуй и не успеешь опомниться, как прикажешь спустить на воду ладью, и поднятый шаманом попутный ветерок понесет ее в сторону Туманного Альбиона.

— Где девчонку тут же отдадут замуж за какого-то мерзавца, из-под носа которого я ее увела.

— Прошло почти полгода. Что-то могло измениться. Быть может, из похода, затеянного королем Ангродом вернулся ее брат, да и Кэлибор не юнец зеленый и способен постоять за свое.

— Ты утомляешь меня, Ана.

— Он, того гляди, наделает глупостей. Посмотри на него.

— Он знает, чем это может кончиться! Я последний раз говорю — отстань.

Но сердобольная Анайриэль вновь и вновь с убедительностью стенобитного орудия высказывала свои суждения госпоже. Пролетел первый месяц весны — солнцедар. Огромная ладья была подготовлена, а затем спущена на воду, готовая пуститься в далекий путь. С каждым днем Тир становилась все мрачнее, и чувства ее словно в зеркале отражались на челе Кэлибора. Что-то носилось в воздухе. И это были не только ароматы весны, начавшей пробиваться травы и нагретых солнцем камней, которыми упивалась Куиниэ. Кроме нее все в большом доме чувствовали приближение шквала перемен. Но первый порыв налетел совсем не с той стороны, откуда его ждали.

В начале апреля снова приехали гости, которых по неписаному закону Белого архипелага и вообще всех северных земель — что эльфийских, что людских, что гномьих — каждый хозяин обязан был принять, накормить, приютить на ночь. Это были торговцы, вернувшиеся из Лесного королевства и собиравшиеся, сделав торговый круг по родной стране, после немного отдохнув дома, в кругу семьи, вновь отправиться за море.

Пользуясь моментом, Тир хотела продать им меха, а взамен получить соль, оружие и кое-какие приятные мелочи. За суетой никто не заметил, что одного из прибывших явно не интересует процесс торговли. Он лишь прохаживался по дому, заглядывая во все комнаты, потом, видимо, нашел, что искал, и присел в уголке.

Накрыли ужин. Куиниэ, как обычно в такие дни, не выходила с кухни, а поздно вечером сразу поспешила в свою комнатку. Она уже давно спала, когда пирующие угомонились, и дом наконец-то погрузился в тишину.

Разбудила ее чья-то шершавая рука, плотно зажавшая рот. Куиниэ распахнула глаза и попыталась закричать, но сумела издать лишь сдавленное мычание. Склонившийся над ней бородатый эльф расчетливо ударил ее в живот, и пока Куиниэ, скрючившись, пыталась вздохнуть, засунул в рот кляп, а потом для верности притянул его куском материи, закрепив его узлом на затылке. После скрутил ей веревкой запястья, щиколотки и, взвалив легкую добычу на плечо, вышел, стараясь не шуметь. Словно тень, скользнул он через зал, где на импровизированных постелях спали торговцы, к которым он примкнул незадолго до того, чтобы получить возможность осуществить задуманное. В конюшне он сбросил Куиниэ на сено и споро оседлал коня. Перекинув брыкающуюся добычу через лошадиную холку, он отодвинул тяжелый засов, выбравшись из дома. Вскоре топот копыт стих вдали…

Все произошло так быстро, что Куиниэ, еще чувствовавшая дурноту после жестокого удара в солнечное сплетение, никак не могла собраться с мыслями и осознать, какая же новая беда навалилась на нее. Все ее помыслы были сосредоточены на том, чтобы ее не вырвало. С кляпом во рту это могло оказаться фатальным. Впрочем, ехали не долго. Через час ее похититель придержал коня. Куиниэ краем глаза смогла разглядеть чью-то стоянку и снежных эльфов, рассевшихся вокруг огня. Ее немилосердно сдернули с лошади, а затем поставили в пятно света, которое отбрасывал костер. Чьи-то руки развязали и вытащили из ее рта кляп. Куиниэ подняла голову, отбросив с лица непослушные вьющиеся пряди — перед ней, усмехаясь, стоял Харальдин Аттердаг. Через его левую щеку шел свежий, едва подживший шрам.

— А вот и ты, милая, — прорычал он.

Сердце в груди Куиниэ прыгнуло, живот подвело, желудок мучительно сжался… И столь долго сдерживаемая рвота стремительно изверглась из ее рта прямо на штаны и сапоги похитителя. Последовавшая за этим тишина, а потом взрыв гомерического хохота повергли Куиниэ в такой ужас, что она, как мышь на удава, не мигая, уставилась в покрывшееся смертельной бледностью лицо Харальдина. Тот прошипел что-то, почти не разжимая губ, и наотмашь ударил Куиниэ по лицу. Лишившись сознания, она рухнула на землю.