Ветер разлуки - [9]

Кейтлин достала из-под простыни какой-то предмет и протянула его внуку.

– Это тебе! – просто сказала она, разжимая пальцы.

Глаза Александера широко распахнулись от изумления. Как зачарованный, смотрел он на брошь, поблескивавшую на морщинистой ладони, которую пересекал длинный шрам. Гербовая брошь деда… Прикоснуться к подарку он не решался.

– Лиам хотел, чтобы она перешла к тебе, Алас. Он попросил меня отдать тебе ее давно, еще в день своей смерти. Но я решила подождать подходящего момента, понимаешь?

– Бабушка, я не могу это взять! – едва слышно прошептал мальчик, с трудом сдерживая слезы.

– Не говори глупости! Лиам хотел, чтобы она была твоя.

На лице мальчика читалась глубокая грусть. Ну как объяснить бабушке, что он не может взять эту брошь, что он ее не заслуживает? И что дедушка никогда бы не сделал ему такого подарка, знай он, что именно Александер натворил в тот день, в тот ужасный день… Нет, он не может рассказать ей о том, что гложет его последние два года! И не может признаться, что в ночь Самайна, когда души умерших возвращаются назад и бродят среди живых, он прячется, потому что боится: дедушка Лиам обязательно придет и накажет его…

– Мой хороший, я за тебя беспокоюсь! – проговорила она слабым голосом. – Я смогу уйти с миром, только если буду знать, что и у тебя на душе тоже легко и спокойно. Но, боюсь, мне этого не дождаться… Ты все время сражаешься с самим собой. Почему, Алас? Почему? Что ты хочешь доказать себе и нам?

Мальчик опустил глаза, чтобы она не смогла разгадать тайну, которую он прятал в самом потаенном местечке своей души.

– Ничего… Бабушка, я не…

– Ни на кого не обращай внимания и делай то, что считаешь нужным. Ты никому ничего не обязан доказывать, Аласдар Макдональд. Если кто-то пытается тебя обидеть, то он это делает из зависти. Ты ведь это понимаешь, правда?

– Ну…

– Tuch![13] Посмотри на меня, Алас!

Мальчик поднял лицо. Щеки его были мокрыми от слез. Он посмотрел в глаза, которые никогда не осуждали его, никогда не заставляли его чувствовать себя чужаком. Долю секунды он колебался, не открыть ли бабушке свой ужасный секрет, но так и не решился. Она единственная из всей семьи никогда его не ругала, что бы он ни натворил, но этого проступка не простила бы. Наверняка бы не простила, потому что он сам себя простить не мог.

– Алас, я тебя люблю. И твои отец с матерью тебя любят, что бы ты там ни думал. Я знаю, такие вещи трудно понять, когда ты еще ребенок, но я хочу, чтобы ты знал – твои родители любили тебя, когда… Словом… прошу тебя, не вини их за это решение. Они думали только о твоем благе. Со временем ты это поймешь. Скоро ты вырастешь и тоже станешь мужчиной, таким же высоким и сильным, как твои отец и дед. Как и они, ты будешь совершать поступки хорошие и… не очень, но мы все ошибаемся, поэтому надо научиться принимать наши ошибки и учиться на них. Если бы Господь хотел, чтобы было по-другому, он бы сотворил нас совершенными. Однако мы далеки от совершенства… пойми, только благодаря нашим ошибкам мы становимся мудрее…

Она с трудом проглотила комок в горле и немного помолчала. Видит Бог, ей так хотелось указать этому ребенку, которого она очень любила, правильный путь, цель в жизни… То было единственное наследство, которое она могла оставить тому, кто станет ее продолжением в этом мире…

– Алас, ты еще очень юн, но думаю, ты знаешь, что скоро произойдет…

– Вы говорите о восстании?

Кейтлин медленно кивнула, не сводя с внука глаз. Господи, какой же он красивый! Близнецы не походили на своих старших братьев, которые все как один были коренастые и рыжеволосые. От отца Александер с Джоном унаследовали черные волосы, а от матери – стройную фигуру и неправильные черты лица. Длинные черные ресницы мальчика затрепетали на загоревших щеках. Он поднял на бабушку взгляд своих сапфирово-синих глаз, которые вдруг напомнили ей глаза Лиама. Но глаза близнецов своим оттенком скорее напоминали стремительный поток, цвет которого каждое мгновение менялся. Лицо мальчика посветлело.

– Красавчик принц Чарли станет королем, бабушка! И Шотландия будет свободной!

Кейтлин нахмурилась, ее пальцы конвульсивно стиснули его руку.

– Это только Богу известно, мой мальчик. Дважды мы пытались посадить на трон Стюарта, и оба раза ничего из этого не вышло. Но мечта о свободе… она может исполниться и по-другому…

– В этот раз все получится, точно получится! – пылко заверил ее Александер.

– А если нет? Алас, что тогда будет с нашим народом? Англичане будут рады стереть нас с лица земли! Что станет с нашими традициями, с нашим наречием? Поработители давно завладели территориями, на которых некогда жили наши предки. Уже сейчас англо-нормандское большинство почти подмяло под себя население с кельтскими корнями, наши обычаи и традиции стараются искоренить, заменив их своими собственными, – медленно, но верно. И если мы будем сидеть сложа руки, придет день, когда мы перестанем быть теми, кто мы есть. Аласдар, обещай мне, что сделаешь все, что в твоих силах, ради спасения того, что твои предки завещали тебе! И если придет день, когда ты почувствуешь, что этому наследию грозит опасность, уезжай! Не позволяй им восторжествовать! Не позволяй украсть у тебя душу! Поезжай за океан, в Америку! Я слышала, что просторы там огромные и там все свободны.