Ветер прошлого - [13]

В то утро, перед уходом в поле, отец, как всегда, вручил Саулине тяжелую метлу, и она скрепя сердце принялась мести двор. Никогда еще привычная работа не казалась ей такой однообразной.

«Мир меняется, — сказала бы она, если бы сумела выразить свою мысль словами, — а я по-прежнему прикована к метле».

Весь дом проснулся с восходом солнца, все занялись обычными делами. Луиджия приготовила кукурузную смесь для кур. Саулина наблюдала издалека, как мать выносит во двор и ставит на землю тяжелый ушат, пронзительно выкрикивая: «Цып-цып-цып!» Куры подлетали с яростным кудахтаньем и осаждали ушат с кукурузным варевом — в точности, как ее отец и братья набрасывались в полдень на котелок с супом. Тут тоже побеждали сильнейшие.

А мать тем временем начала месить тесто и печь хлеб на всю неделю. В ржаную муку она добавляла просо, молотую фасоль и кукурузу.

Старшие братья — миролюбивый Антей, вспыльчивый Пино, угрюмый Анджело — работали в поле вместе с отцом. Тихий Тано, охромевший на одну ногу после тяжелой лихорадки, и молчаливая, замкнутая Гита оставались на попечении Саулины. А сама Саулина — двенадцатилетняя бродяжка, мечтательница, витавшая мыслями в облаках, — охотно признавала над собой только власть зеленого леса.

Не удержавшись от соблазна, Саулина бросила метлу и пустилась бегом через гумно, через огороженные рядами тутовника поля туда, где начинался дышащий и живущий своей таинственной жизнью лес. Он был полон загадочных шорохов, он давал приют зайцам и фазанам, в нем водились даже кабаны. Чуть дальше можно было наткнуться на вытесанную из гранита балюстраду — границу парка, окружавшего чью-то великолепную виллу.

Но бродяжка Саулина, красивая и неуловимая дикарка со светлыми волосами и черными цыганскими глазами, никогда не забиралась так далеко. Пугливая, как зайчонок, хитрая, как лисичка, проворная, как белка, она чувствовала себя уверенно только в своем ближнем лесу. Зимними вечерами, собравшись в кухне за работой, домашние толковали о том, что в лесу полно разбойников. Говорили, что будто бы путешественники, направлявшиеся в Милан, не трогались в дорогу, не составив завещания. Много чего говорили, но Саулина верила только собственным глазам, а своими глазами она разбойников никогда не видела. Зато она знала, где растут ежевичные кусты, где собирать ягоды бузины и где лежит посреди солнечной поляны большой плоский камень, на котором так любят греться зеленые ящерицы.

Большой камень, отполированный временем и поблескивающий на солнце, имел свою историю. Рассказывали, будто один усталый путешественник хотел как-то раз присесть на нем отдохнуть и увидел полустершуюся, но все-таки различимую надпись, высеченную на камне. Надпись гласила: «Кто меня перевернет, тот сокровище найдет». Усталый путник принялся переворачивать этот проклятый камень. Он так старался, что в конце концов опрокинул камень, однако на другой стороне вместо сокровища нашел другую надпись: «Спасибо, что перевернул, я отлежал себе тот бок».

Саулину очень смешила эта история. Всякий раз, направляясь к камню, она ее вспоминала. В этот раз на большом валуне Саулина нашла богатую добычу. Ее ловкие, не знающие жалости ручки поймали не меньше тридцати ящериц. Она тотчас же насадила их, одну за другой, на гибкий ивовый прутик. Солнце сильно припекало на поляне, где лежал камень, и Саулина углубилась в прохладную лесную чащу, чтобы завершить свой шедевр: замкнуть кольцом ивовый прут и получить таким образом живое, извивающееся ожерелье из ящериц. Теперь все дети из Корте-Реджины будут ей завидовать.

Покончив с ожерельем, она принялась наблюдать за гнездами цапель и за плавным, величавым полетом коршуна. Опять время скользило у нее между пальцами, и, только услыхав, что колокол церкви пробил двенадцатый час, она спохватилась. Уже полдень. Сейчас отец со старшими братьями вернется домой и увидит, что Саулина снова нарушила приказ. Он будет стегать ее хворостиной, хлыстом или ремнем, а то и кулаками отделает за милую душу. В одном сомневаться не приходилось: наказание будет жестоким. Саулина с малолетства усвоила, что за свободу надо платить, и была к этому готова. Она быстро пошла к дому: когда худшего не избежать, лучше не затягивать ожидание.

Саулина выбралась на дорогу, тянувшуюся по берегу канала от Восточных ворот Милана до Кассано д'Адда. Вдоль дороги с одной стороны росли высокие серебристые тополя, а с другой — огромные древовидные акации и раскидистые тутовые деревья.

Саулине показалось, что издалека доносится глухой звук, похожий на ворчание грома. Но это не мог быть гром: на голубом небосклоне не было ни облачка, только черный коршун продолжал медленно и упорно кружить, высматривая жертву.

Тогда девочка опустилась на колени и прижалась ухом к земле. Глухой шум исходил от дороги. Значит, катит карета, и даже не одна. Очень уж сильно грохочет. Стало быть, это не дилижанс на Брешию, Верону, Венецию и Удине, тем более что он ходит по вторникам, а сегодня не вторник. Но это не похоже и на карету хозяев какой-нибудь виллы: загородный сезон еще не наступил, да и не может господская карета производить столько шума. Земля, как показалось Саулине, просто содрогалась от топота копыт, будто по дороге неслось целое войско.