Ветер перемен - [2]

Ах да, у меня обручальное кольцо с рубином! Рубин оправлен в золотой треугольник с брильянтами со всех сторон. Ничего более красивого я в жизни не видела. Я никогда, никогда, никогда не буду снимать его.

Нужно рассказать еще тысячу всяких вещей, но я так устала…

О, благодарю тебя, Господи! Благодарю вас, звезды, и солнце, и луна, и все облачка, блуждающие над Землей.

Будущая миссис Э.

17 февраля.

Дорогой дневник!

Извини, что не писала вчера вечером, но было столько дел. Каким же водоворотом будет весь этот период помолвки!

Вчера мы были на совершенно восхитительном обеде у мистера Экстельма. Собралась вся семья: Карл, Тони, его жена Кассандра, Мартин-младший с Изабель и, конечно, мы с Джорджем. Мы были гвоздем программы. Сколько было тостов, сколько самых лучших пожеланий. Все были такими добрыми, что я боялась, как бы у меня не потекли слезы.

Я смотрела на похожие и безошибочно экстельмовские лица сидевших за длинным столом и преисполнилась чувством принадлежности к одной семье. Просто поразительно, как они похожи друг на друга, должно быть, их связывает большая близость, чем всех нас, обыкновенных филадельфийцев. Бабушка с тетей Салли и все наши – такие холодные, такие мягкотелые. Мы похожи на куски нутряного сала.

А там мистер Экстельм, черноволосый, с бледным лицом и острым костистым носом (совершенно точеным и римским), там Джордж, унаследовавший те же серые глаза и смоляные волосы, но только ему они придают поэтический и застенчивый вид. Мистер Э., как коршун, нависший над пропастью, а Джордж, как орленок, с тревогой посматривающий вниз.

Джини.

19 февраля.

Дорогой дневник!

Только что вернулась после встречи с Филипом во «Фрит и K°» – судостроительной компании, где он работает. Я вовсе не ждала этой встречи с нетерпением! Я чувствовала себя настоящей предательницей – знаю, что между нами существовало детское «соглашение», но это было так давно. Ни от кого нельзя требовать, чтобы человек навечно оставался в одном и том же месте.

Что бы там ни было, я чувствовала себя отвратительно. Даже грубо обошлась с беднягой Томом, надевшим самую свою лучшую ливрею, чтобы отвезти «мистрис Юджинию» к «мастеру Филипу». Я сказала ему, что мы никогда не доедем, если Тоби так и будет топтаться на месте, когда все остальные лошади несутся вперед, – и он, конечно, подстегнул Тоби, и бедная старая лошадка была вся в мыле. А потом им обоим пришлось дожидаться меня на улице и дрожать от холода, пока я рассиживалась под теплой крышей и кушала жаркое и йоркширский пудинг.

Я гадкий, грубый, эгоистичный и злой человек. Порой сама не понимаю, почему я себя так веду.

Филип, конечно, был душкой, «в восторге от моих радостных новостей», и т. п. Я сказала ему, что Джордж хочет, чтобы он был шафером, и он был искренне тронут.

Все стены в комнате, где мы сидели, были увешаны жуткими картинами, изображающими корабли «Фрита и Кº». Филип страшно гордится судовыми конструкциями компании, но все это казалось мне таким скучным и каким-то филадельфийским. Мебель красного дерева, тоннаж, водоизмещение – какая тоска!

28 февраля.

В саду расцвели подснежники! Первый проблеск весны! Впервые за долгое-долгое время я вспомнила маму. Думаю, она выводила меня из дома сама, чтобы полюбоваться первыми цветочками. Мне очень остро, но как-то несвязанно вспоминается, как я держусь за теплую руку, ковыляю, стараясь не отстать, потом мне велят встать на колени и нюхать!

«Понюхай, Джини, это пахнет надеждой», – говорил невидимый голос.

Я вспомнила все это, и мне взгрустнулось. Интересно, как бы это было, если мама была жива. Была бы она довольна моим выбором Джорджа, что она сказала бы, о чем бы мы разговаривали или какие планы строили.

Потом я подумала о доме бабушки в Мэне, как я стояла у того огромного окна на третьем этаже и смотрела через бухту на далекие синие холмы. Помню, я думала, что я ангел, посланный охранять мир. Мне хотелось быть какой-то особенной.

Я пишу эти строки, а по всей улице зажигаются огни. Я вижу, как люди спешат домой после работы и как суетятся семьи, ожидая их у теплого домашнего очага. Думаю, я нарушу свое правило и спущусь на кухню, повидаюсь с Катериной и Мэри. Мне вдруг стало очень одиноко. Роль гранд-дамы стану отрабатывать завтра.

Э.

14 марта 1889 года.

Дорогой дневник!

Мисс Пейн шлет тебе привет и хочет, чтобы ты знал, как ей плохо!!!

Бедный Джордж. Это несправедливо. Его отец обещал ему работу в банке после нашей свадьбы, а теперь не хочет этого делать. Говорит, что у Джорджа голова не годится для бизнеса или что-то в этом роде. Но ведь это неправда. Он совершенно обворожительно держится с людьми. Все его обожают. (Уж я-то наверняка.) И он умеет рассказывать замечательные истории. И любит читать. Он же учил меня! У меня из-за него разрывается сердце, он так хочет завоевать отцовское уважение – наверное, ужасно быть самым младшим. Я помню, что когда был жив Ники, он иногда дразнил меня и заставлял чувствовать себя маленьким ребенком. Ну да ладно, к черту «Турка»! Но разве это не ужасно? А ведь я это переживаю.

Да, Джордж говорит, что когда потеплеет, он возьмет меня покататься на лодке в парке Фэрмаунт. Только он и я, и никаких сопровождающих!!!