Ветер над островами - [48]

Откуда такая идея? Да вот от револьвера, вчера купленного, например. Он меня натолкнул на такую мысль, когда я его разглядывал и удивлялся качеству металла и его обработки. От двигателя на шхуне, в котором огромный цилиндр был не только отлит, но еще и обработан с удивительной, бросающейся в глаза точностью. Не соответствует здесь прогресс реальный потенциальным возможностям. Что-то здесь не так. Не может быть винтовка по конструкции как трехлинейка, а по качеству – как деталь от «Бурана», а именно такую я видел у объездчика. И как при таком качестве работы не дошли до самозарядных пистолетов, хотя реальные прототипы выпускаемых здесь револьверов просчитываются сразу любым человеком, который хоть немного разбирается в предмете, как я, например. Не эксперт, но кое-что знаю.

Странно это все. Очень странно. Хоть и не стану утверждать, что странно – это плохо. Пока не поймешь, зачем что-то происходит и что тому причина, – не следует рваться судить: рискуешь оказаться в дураках. И это еще оптимистичный вариант. Какого-нибудь случайного визитера в Мекке тоже могло бы удивить, почему там до сих пор пивом не торгуют: и людей много, и в очередь уже построились заранее – торгуй, не хочу. И выскажи он свой проект вслух… как бы он закончил? Поэтому всегда полезно давать возможность сначала работать ушам с глазами, затем мозгу и лишь в самую последнюю очередь – языку. Это как для имиджа бывает полезно, так и для здоровья.

Интересная картина, кстати: по периметру террасы пальмы растут, с мохнатыми стволами и ярко-зелеными листьями, самого тропического вида, а под ними самовар раздувают, и тоже вида стандартного – тульский гостинец эдакий. Забавное сочетание.

Когда колокол пробил двенадцать раз, Вера поднялась из-за стола, одернув сбившуюся под ремнем с кобурой куртку.

– К преподобному можно идти, – сказала она. – Пошли?

– Пошли, – согласился я, поднимаясь и подхватывая от перил чехол с ее ружьем.

Протолкались через ряды, где торговали фруктами и овощами, где я узрел все знакомое, но не слишком ассоциирующееся с рынком, где продавцы по-русски говорят. Бананы, ананасы, киви, но вместе с ними вполне привычная малина с клубникой, яблоки и груши. Цитрусовые тоже были в наличии в полном объеме: и апельсины большие ярко-желтые и маленькие оранжевые, и мандарины размером с апельсин, и грейпфруты нескольких видов. Грейпфруты, кстати, продавали еще и в разрезанном виде, с надсеченной корочкой и засыпанные по густо-розовой плоти белым сахаром. Так понимаю, тут это вместо мороженого предлагают.

В овощном ряду тоже царила сплошная эклектика, но все же доминировало все знакомое – огурцы с помидорами да капуста с морковкой. Картошки тоже хватало, разных видов. Если на Большом Скате ассортимент такой же будет – с голоду точно не помру.

Рынок закончился, дома, ограничивавшие площадь, расступились, и я увидел впереди уже знакомое белое здание церкви с конической крышей, увенчанной простым крестом. Здесь сразу стало тихо – праздношатающихся не видно, а остальные делом заняты, недосуг им по улицам шляться. Прокатила двукольная тележка, в которую был запряжен серый ослик и которой правил мальчишка лет двенадцати. В тележке лежала груда бумажных пакетов, каждый надписан. Похоже, посыльный развозит заказы.

Вчера я особо не присматривался, а сегодня заметил, что территория церкви огромна по местным масштабам. За высоким деревянным забором, выкрашенным масляной краской в веселый голубенький цвет, с прибитыми к нему деревянными крестами, к каждому из звеньев – по одному, была не только церковь. Зайдя в гостеприимно распахнутые ворота, правда, с будкой сторожа, в которой сидел, оглядывая входящих из-под полей низко надвинутой шляпы, крепкий дед со следами сведенной татуировки, я увидел несколько длинных одноэтажных пристроек, каждая со своим небольшим двориком, огороженным невысоким штакетником.

А еще обратил внимание на звуки – детские крики, смех, визг и весь прочий их стандартный набор, обычно доносящийся из детских садов или школьных дворов во время перемены. Разглядеть, откуда шел весь этот шум, не удавалось – обзор закрывала одна из пристроек, но через открытые окна были видны маленькие парты, рисунки на стенах и полки с игрушками.

– Это школа? – спросил я у Веры.

– Школа, – кивнула она. – С четырех лет и до десяти здесь учат. Но сейчас старших домой отпустили, а здесь только самые маленькие.

Понятно: в детских садах каникул нет, видать. Дом справа был похож на школу как две капли воды, но там было тихо, а в окно можно было разглядеть деревянные кровати.

– А это?

– Больница. Здесь хорошая – говорят, преподобный Симон сперва сам врачом был, потом уже духовный сан принял. Он даже сам операции делает до сих пор.

– Он здесь и за врача еще?

– Не главного, – ответила Вера. – Скорее, помогает. Главный здесь Юрий Иванович, но он просто врач.

– А сам преподобный Симон где? В церкви? – спросил я.

– Почему в церкви? – удивилась девочка. – Сегодня ни собраний нет, преподобный у себя должен быть.

– А с утра у него службы нет?

– Службы? – не поняла она. – Какой службы?

Я даже остановился. Так, что-то я не могу правильно объяснить. Надо сформулировать…