Ветер и море - [25]

– Гранда?

– Меня похитили во время путешествия из Мадрида в Кадис к жениху. Мы должны были обвенчаться в Кадисе, а потом отплыть в Мехико, где мой отец приготовил поместье мне в приданое. – На ее лице появилась печаль. – Однако на наш корабль напали, а меня схватили и привезли на Змеиный остров. Там меня били и угрожали продать в рабство, а в итоге заставили служить бандитам единственным способом, который они предоставляют женщинам.

– А отец и ваш жених? Неужели они не разыскивали вас и не пытались выкупить вашу свободу?

– Отец искал, и мой Мануэль искал тоже. Но, лейтенант, они святые, и разве могла я вернуться к ним... запятнанной? Я просила, я умоляла моих похитителей, а потом делала это... – Она вытянула изящную кисть, демонстрируя шрам, который заработала гораздо раньше, во время драки в таверне, – пока Дункан Фарроу не согласился послать письмо моему отцу, в котором сообщал, что я погибла во время нападения на наш корабль. В обмен я обещала быть... послушной. После этого ничто не имеет для меня значения.

Баллантайн заглянул в янтарные глаза, искусно и мягко увлекавшие его в свои глубины. Его дразнили зеленые и коричневые крапинки, хитро манили искорки чистого золота. «Боже мой, – подумал он, – сначала его дочь, а теперь еще и любовница. Дункану Фарроу следовало быть начеку с этими женщинами».

Миранда слегка нахмурилась, не заметив внезапно вспыхнувшего в его глазах блеска.

– По-вашему, справедливо, что все это произошло со мной только из-за того, что я обладаю соблазнительным телом? Я пыталась обезобразить себя, царапала лицо и вырывала волосы, морила себя голодом, пока от меня не оставались лишь кожа да кости... но все было напрасно. Видимо, я обречена доставлять удовольствие, ничего не получая взамен. Когда я надоем вашему капитану – а это, несомненно, случится, – он отдаст меня другому, и это будет бесчувственно, бесчеловечно.

Миранда чуть придвинулась, и ее рука замерла на поручне в дюйме от руки Баллантайна – достаточно близко, чтобы рыжие волоски на его кисти приподнялись от тепла. Не желая того, он был околдован. Что он сказал дочери Фарроу? Что он любит, когда женщины дарят ему ласку? Миранда Гоулд откровенно излучала страсть, подобно всем блистательным куртизанкам, однако страсть ее не зажигала глаз, самой глубины глаз там, где обитает душа. Такие же глаза блестят в сотне дешевых таверн, в тысяче тайных постелей, золото в них вполне может быть отражением блеска монеты. «Но все-таки что ей от меня нужно?» – подумал Баллантайн.

– Я хочу только доброты, лейтенант, – тихо произнесла она, и ответ на невысказанный вопрос вызвал улыбку на его губах. – Нежности, сочувствия... Все это я вижу в вас. – Кончиками пальцев она дотронулась до его руки и едва осязаемо скользнула к обшлагу кителя, а потом обратно к сильным смуглым пальцам. – Вы не похожи на других. В вас я чувствую... отзывчивость.

Баллантайн смотрел на соблазнительные красные губы, произносившие слова, и весьма заинтересованно наблюдал за тем, как Миранда использовала собственное тело, чтобы подчеркнуть значение своих слов. Она стояла так близко, что ткань ее блузки прижималась к его кителю, и если можно было чувствовать что-то сквозь толстый слой грубой шерсти, то Баллантайн мог поклясться, что ощущает, как ее упругая грудь выжигает свое предложение на его груди. В любом другом умонастроении он, возможно, поддался бы искушению, и не по какой-то серьезной причине, а просто для того, чтобы холодно и равнодушно снять с себя напряжение последних месяцев. Рогоносец Дженнингс не заставил бы его потерять сон, но сам Баллантайн пока еще не был готов идти на поводу у желаний плоти.

– За свою... э-э... отзывчивость, полагаю, я получу вознаграждение, которое, в свою очередь, будет оплачено взаимопониманием, к которому мы придем? А взаимопонимание, вероятно, означает, что я помогу вам тайно переправиться на берег, как только мы прибудем в Гибралтар?

Довольный румянец окрасил щеки Миранды, и она решила, что напрасно считала Баллантайна непохожим на других мужчин. Все мужчины такие глупые! Просто дети! Ими легко управлять и манипулировать, достаточно лишь прижаться к ним теплым телом.

– К сожалению, – проговорил Адриан с фальшивым вздохом, – я не слишком искусен в контрабанде. И меня, безусловно, не прельщает возможность предстать перед военным судом за пару шлепков и щипков в темноте под трапом. Боюсь, вы зря тратите время и напрасно рассказываете мне о своих несчастьях, мисс Гоулд, но я был бы счастлив узнать, у кого... э-э... более восприимчивое ухо".

Кастильская кровь Миранды мгновенно вскипела, рука дернулась назад, готовая нанести удар в надменную челюсть, но лейтенант до обидного легко поймал ее за запястье и опустил вниз.

– Ах, ах, не правда ли, нам бы не хотелось видеть, как я теряю доброту и отзывчивость? – У него на губах играла улыбка, бровь выгнулась дугой, а в серых глазах вспыхнул насмешливый блеск.

Миранда сжала кулаки, но ее великолепные длинные ногти прямо рвались наружу, чтобы соскоблить смех с его лица. Адриан тихо рассмеялся и обернулся, услышав приближающийся сзади стук сапог.