Веснушка - [69]

Я оглядываю учиненный беспорядок, мамочка причитает, Джордж и Дейзи надрываются от смеха, Декко стонет, пытаясь выпрямиться, – ужас, да и только. Лицо Пэдди.

– Ребята, хватит, – говорю я, но они меня не слышат. Они все еще гогочут над тем, что случилось. Сдерживаются, конечно, понимают, что это невежливо, но от этого еще больше смеются.

– Прекратите! – кричу я не своим голосом.

Все замирают. Дейзи и Джордж прекращают смеяться. Мамочка прекращает рыдать. Декко прекращает чинить барбекю, Пэдди прекращает утешать мамочку. Смотрят на меня во все глаза.

– Думаю, вам пора, – говорю я Дейзи и Джорджу, уже тише. Спокойнее.

Они переглядываются и снова хихикают, но я вижу, что Дейзи изменилась. В ее пристальном взгляде появилось что-то мерзкое.

– Веснушка, ума не приложу, зачем ты меня сюда притащила. Ты же сама сказала, что вы с Пэдди даже не друзья, – говорит она невинным тоном.

У Пэдди делается такое лицо. Мое сердце сжимается от боли.

Я ухожу через дыру в стене, где висела ржавая калитка.

В автобусе пытаюсь сформулировать извинение, чтобы отправить Пэдди, но мне слишком стыдно. Никакими словами не исправишь то, что случилось. Он пригласил меня в свой мир, а я притащила этих двоих. Я виновата. В моих черновиках в Instagram до сих пор есть фотография, где мы с Дейзи стоим на фоне сельской калитки, а внизу подпись: старые друзья, новые начала.

Я удаляю фотографию.

Ты – среднее арифметическое пяти человек, с которыми ты чаще всего общаешься.

Я не хочу быть такой, как она.

Я отписалась от Дейзи.

И снова у меня только один из пяти.

Глава двадцать третья

Я заставляю себя встать с постели, после того как трижды отключаю будильник. Ночью звонил папа. Было еще темно, значит, не позже четырех. Я рада, что на этот раз он говорил не о мышах в рояле, хотя он не знает, там они или нет, потому что давно не прикасался к инструменту, а это беспокоит меня. Мне кажется, музыка помогла бы ему мыслить ясно, но он утверждает, что у него совершенно нет времени. Он очень занят. Ругается, что закрыли еще одно почтовое отделение.

– Это же сердце Ирландии, а они его вырывают голыми руками, – говорит он. – Неужели они не понимают, что закрывают не просто почтовое отделение, они закрывают целое сообщество. Я вступил в группу. Мы собираемся на марш протеста. В Дублине. Сообщу тебе когда. Начнем с Тринити-колледжа и дойдем до самого правительства, где я потребую поговорить с министром. Остров уничтожают, как мы будем привлекать новый бизнес, если у нас даже почтового отделения нет. Пусть лучше наладят вай-фай для начала.

И дальше в том же духе, ясно и благоразумно, а потом я услышала:

– Открою голубиную почту, вот что я сделаю. Сначала они прикрыли трансатлантический кабель и вышвырнули мою семью с острова, а теперь почтовое отделение. Что дальше. Автопаром? Местным жителям придется добираться до дома вплавь? Нет и нет. Я обязан что-то предпринять. Неудивительно, что нас осаждают крысы и мыши, они думают, что это место заброшено, они как стервятники выискивают добычу. Кружат над нами, Аллегра, чуют гниение общества и человеческой добропорядочности…

И так далее.

Я выключаю будильник и лежу неподвижно. Не могу двигаться. Не хочу двигаться. Голова тяжелая, все тело ломит. Я физически и психологически измотана. Хочу проваляться в постели целый день. Хочу спрятаться от всего мира. Пусть оставят меня в покое. Я так стараюсь – честно! – собраться с мыслями и стать настоящим человеком. Чтобы я сама себе нравилась. Но даже это мне не под силу. Я наломала дров дома, туда мне незачем возвращаться. И с Дейзи ничего не вышло. Я обидела Пэдди. Я боюсь выйти на улицу, вдруг ко мне пристанет Бекки по поводу вчерашней сигнализации. Сегодня мне предстоит сидеть с ее детьми, а у меня нет на это сил. Я боюсь за папу. Я рада, что охота на мышей прекратилась, я рада, что он нашел новую цель. Вступить в группу – значит, общаться с людьми, даже если это всего лишь небольшая компания маргиналов. Но голова идет кругом. Я так устала от всего этого. Моя тщательно выстроенная жизнь, которую я всегда старалась контролировать, пошла прахом.

Сегодня утро понедельника. Может, все мучаются теми же страхами. Может, все просыпаются и бредут по жизни с той же кошмарной мыслью, что не об этом они мечтали. Жизнь не идет по плану, да и был ли вообще план? А потом чашка кофе – и все в порядке, новости по телику – и все в порядке, любимая песня – и все прошло. Купишь себе какую-нибудь приятность онлайн – и все как рукой сняло. Поболтаешь с другом – и больше не о чем переживать. Полистаешь социальные сети – и вообще уже не помнишь, что тебя так терзало.

Я проверяю почтовый ящик, хотя знаю, что почтальон еще не приходил. Чем черт не шутит, а вдруг Амаль Аламуддин Клуни, Кэти Тейлор или министр юстиции и равноправия распорядились тайно доставить свой ответ ночью. В ящике пусто, и такое чувство, будто меня трижды отвергли – три удара под дых. Бах, бах, бах.

Я сегодня такая медлительная, что разминулась с мужчиной в деловом костюме, с бегуньей, Тарой и ее человеком, со стариком и его сыном. Но это не выбивает меня из колеи, как раньше, наоборот, очень даже соответствует моему настроению. Пока я иду по горбатому мосту к поселку, я вдруг замечаю, что чувствую себя как-то непривычно. Легче, но не в духовном плане. Я забыла рюкзак с обедом и кошелек. Я оставила его на столешнице. Нет времени возвращаться домой, иначе я опоздаю на дежурство. Может, вернусь в обеденный перерыв, а пока придется обойтись без кофе. И без вафель. Без сахарной пудры. И пластырей. Настроение резко падает.