Весной Семнадцатого - [35]
Вот зачнут мужики сердито читать газетку, которую им оставил "на память" раненый солдат, отдыхавший на бревнах, под липами, и примутся вырывать подарок из рук друг у дружки, такое загорится у них неизвестно почему нетерпение. Дай каждому взглянуть, так ли написано, может, там, в листке, еще чего есть, надобно все увидеть собственными глазами, они не обманут. Сердито коверкая слова, матюгаясь потихоньку от труда и смеясь, вспотев, но таки прочитает про себя и вслух, громогласно, торжествующе Косоуров или кто другой, грамотный: нет, не врет раненый служивый, и Егор Михайлович, спасибо, не обманывает, вычитывая, - эвон что стали пописывать правильное. Надо, слышь, чтобы все земли помещиков отошли к народу в собственные руки. Как это сварганить? Да очень просто: самим немедленно брать землю и распорядиться правильно. Надо, чу, солдатам помочь мужику.
- Смотрите-ка, наш Косоурыч скорехонько заучил газетку, чисто молитву!
- По душе пришлась, справедливая. Я эту молитву согласен день-ночь долбить, не вставая с колен.
- Кто же это пишет, молодцы какие?! Большаки?
- Ну, ребята, не зевай, слушайся "Солдатской правды"!
Как заметишь все это, особенно мужичьи, огромные, в опухших венах клешни, они мелко дрожат, защемив серый, крупной печати листок с ободранными краями ("И рука не отсохнет рвать такое на курево! Бумага, почитай, оберточная, а жрут..." - "Да, так было. солдат сам, должно..."), бережно передают газетку другим, тянущимся торопливо клешням; как увидишь это, так вспомянутся тебе книжки - их тоже, бывало, рвешь из рук, иначе останешься с пустом, опять бери, что завалялось на полке, читано и перечитано. Все это воскреснет в твоей голове, и сразу загорится желание потешить, усладить душу чтением в свободную минутку, захочется полистать, поласкать попавшуюся, на радость, неведомую книгу, уткнуться в нее глазами и носом...
Весь апрель, пока не началась пашня и сев, библиотека в казенке была открыта по вторникам и четвергам вечером, а в воскресенье - с самого утра. Изба не изба, пустая, но и не сарай Кольки Сморчка и не хоромы, не горница Олега Двухголового, что-то другое, особенное, ни на что в селе не похожее воистину библиотека. Душисто пахнет здесь в новоселье сосной от бревенчатых, начавших бронзоветь стен, от нового шкафа, длинного стола, красующегося посредине зала, с грудой газет, двух придвинутых к столу скамей из свежих, чисто оструганных досок - Тараканище, питерский столяр, сдержал свое слово. Сильнее всего, кажется, пахнет хвоей намытый с дресвой и щелоком пол. И до чего ни дотронись ненароком в волнении - сладко липнут смолой пальцы, так и хочется их украдкой полизать.
В большие недеревенские окна заглядывает с шоссейки, от станции, с неба вечерняя заря, как есть золотая-раззолотая, и все в библиотеке мягко, весело светится: и печная стена с отдушиной, широкие гулкие половицы, и толпящаяся у порога ребятня без шапок, жмурящаяся от блеска и простора, и книги в раскрытом шкафу - шесть плотных рядов книг, на каждом корешке белый, от зари ставший жестяным ярлычок, и кобеднишные жакетки двух бесов в юбках - Окси и Клавки, - пришедших за книжками. А сам господь бог Григорий Евгеньевич, ну, просто вылит из чистого золота: горит и сияет, озаренный вечерним светом. Он сидит за вторым махоньким столиком, на венском стуле (пожертвования Устина Павлыча, спасибище ему, который раз - и не сосчитаешь!), делает каталог: пишет книжные карточки, расставляет их в длинном узком ящике по алфавиту. Ему помогает Татьяна Петровна, как матерь божья, в красновато-золотистом от зари венце волос - ее высокая, корзиной, прическа просвечивается насквозь.
Огня подолгу не зажигают, в библиотеке и так светло, заря не меркнет за окнами, только час от часу густеет, становится червоннее. Лампа-молния на подставке, с матовым абажуром, принесенная из школы, высится без дела на книжном шкафу, словно глобус в Шуркином классе. Потом приходит и ее час, лампу водружают на большой стол, зажигают, и в библиотеке с потемневшими сразу окнами, с легкими тенями, которые начинают двигаться по полу, по голым бревенчатым стенам, - во всей избе становится как бы теснее и еще милее, праздничнее. Это напоминает что-то знакомое, дорогое и оттого радует еще больше.
Ребятня торчит в кути. Григорий Евгеньевич не прогоняет ее, будто не видит. Только бы не рассердить Татьяну Петровну, пенсне ее нет-нет да сверкнет строго на учеников и учениц, и они все стараются меньше дышать, не шевелиться в своем углу, чтобы Татьяна Петровна не вышла окончательно из себя, не приказала чего страшного, невозможного Григорию Евгеньевичу. Ребятни набилось много, полная куть, прибежали из Глебова, Карасова, из Хохловки, даже из Крутова и Починок за три версты прилетели, как в школу.
В сенях недавно была драка. Тихони полезли в избу раньше всех, вообразили почему-то, будто и им дадут книжки, а они еще в школе не все перечитали. Катька сказала: пусть и не дожидаются, не надеются. Но они надеялись, растолкали глебовских ребят и полезли первыми в библиотеку, как только ее открыли. Пришлось братчикам втолковывать правду-матку оплеухами. Разнял Двухголовый, настращал, что никого не пустит дальше сеней, библиотека не для молокососов.
Все книгиромана-тетралогииВасилия Александровича Смирнова"Открытие мира"(с дополнительной,"пятой",книгой)
Талантливая и мудрая книга — добрый друг на долгие годы. Именно таким стал роман Василия Смирнова «Сыновья», который принес автору широкую известность и неоднократно переиздавался.
Более тридцати лет работал В. А. Смирнов (1905–1979) над своим повествованием «Открытие мира». В своих пяти книгах автор показывает, как русское крестьянство шло к революции и участвовало в ней. Действие происходит в верхневолжской деревне. Юный герой, деревенский паренек, входит в новую жизнь как ее будущий хозяин и строитель. Наше издательство публиковало «Открытие мира» в разные годы по мере его готовности. «Новый мир построим!» — заключительная часть повествования.Для старшего возраста.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Александр Скрыпник, автор этой книжки, — известный советский журналист. Его очерки, напечатанные в «Правде» за последние годы, — о наших современниках, о тех, кто живет и трудится сегодня рядом с нами. За восемнадцать лет работы в «Правде» Александр Скрыпник объездил всю страну от Балтики до Сахалина, от Бухты Провидения до Кушки, встречался с множеством людей. Герои его очерков — не выдающиеся деятели. Это простые люди, на которых, как говорят, земля наша держится: сталевар и ткачиха, сторож на колхозном току и капитан рыболовецкого сейнера, геолог и лесоруб.
Роман представляет собой социальную эпопею, в котрой показаны судьбы четырех поколений белорусских крестьян- от прадеда, живщего при крепостном праве, до правнука Матвея Мышки, пришедшего в революцию и защищавщего советскую власть с оружием в руках. 1931–1933 гг. Роман был переведён автором на русский язык в 1933–1934 гг. под названием «Виленские воспоминания» и отправлен в 1935 г. в Москву для публикации, но не был опубликован. Рукопись романа была найдена только в 1961 г.
Сборник повестей бурятского писателя Матвея Осодоева (1935—1979) — вторая его книга, выпущенная издательством «Современник». В нее вошли уже известные читателям повести «Месть», «На отшибе» и новая повесть «Зов». Сыновняя любовь к отчим местам, пристальное внимание к жизни и делам обновленной Бурятии характерны для творчества М. Осодоева. Оценивая события, происходящие с героями, сквозь призму собственного опыта и личных воспоминаний, автор стремился к максимальной достоверности в своих произведениях.
Микола Зарудный — известный украинский драматург, прозаик. Дилогия «На белом свете» и «Уран» многоплановое, эпическое произведение о народной жизни. В центре его социальные и нравственные проблемы украинского села. Это повествование о людях высокого долга, о неиссякаемой любви к родной земле.
Герой повести «Частные беседы» на пороге пятидесятилетия резко меняет свою устоявшуюся жизнь: становится школьным учителем.
Повесть «И нитка, втрое скрученная…» написана южноафриканским писателем Алексом Ла Гумой в заточении — с декабря 1962 года писатель находится под круглосуточным домашним арестом по так называемому закону о саботаже, предусматривающему физическую и духовную изоляцию ведущих противников правительства Фервурда. Книги Ла Гумы запрещены в ЮАР.
Действие происходит в 1960–1961 гг. в ГДР. Главная героиня, Рита Зейдель, студентка, работавшая во время каникул на вагоностроительном заводе, лежит в больнице после того, как чуть не попала под маневрирующие на путях вагоны. Впоследствии выясняется, что это была попытка самоубийства. В больничной палате, а затем в санатории она вспоминает свою жизнь и то, что привело её к подобному решению.
Предлагаемая вниманию читателей повесть Вежинова «Вдали от берегов» (1958) удостоена Первой премии ЦК комсомола Болгарии. В ней ярко проявились особенности художественного творчества этого талантливого писателя: острая идеологическая направленность, увлекательный сюжет, умение создавать живые человеческие характеры, лиризм и романтическая окрашенность повествования.В повести «Вдали от берегов» рассказывается о побеге группы коммунистов, людей разных национальностей, разного жизненного и политического опыта, из фашистской Болгарии в Советский Союз — страну, где претворяются мечты смелых и свободолюбивых людей.
Широко известен роман Ивана Стаднюка «Война», за который он был удостоен Государственной премии. Продолжением этой книги является вышедший в 1985 году в Воениздате роман «Москва, 41-й». В это издание он включен в качестве первой книги, а вторая книга — новая. В ней показаны оборонительное сражение под Москвой осенью 1941 года, деятельность Политбюро ЦК партии, ГКО и Ставки Верховного Главнокомандования по руководству поисками, по укреплению антигитлеровской коалиции.