Весна в январе - [7]
Мы дошли до плодового сада, возле которого росло несколько орешин.
— Здесь посидим, — остановил меня дед Мирю, — отсюда начнем охоту, когда совсем рассветет, — и он обвел рукой широкое плато, расстилавшееся перед нами. Плато было покрыто жнивьем, некошеными овсами и кукурузой. — Тут самые перепелиные места. Слышишь, как самцы мяукают? Они кричат по утрам и по вечерам, — добавил дед Мирю, сворачивая цигарку. Как и большинство бедняков в то время, дед Мирю курил самосад, скручивая цигарки из тонкой бумаги или из газеты.
Действительно, кругом раздавались перепелиные голоса. Я давно уже знал их бой, но никогда до тех пор не слышал, как он начинается. Прежде чем начать собственно бой, перепел кричит что-то вроде «мармаро, мармаро», что в какой-то степени напоминает мяуканье. Сейчас это «мармаро» слышалось со всех сторон и так громко, как будто перепела были совсем близко. Посреди воркованья горлиц, свиста иволг и щебетанья уже проснувшихся мелких пичужек крик перепелов звучал резко и как-то странно. Зымка вслушивалась, наставив уши, и посматривала на хозяина, словно спрашивая его: «Слышишь? Чего же ты ждешь?»
Вдруг в ореховой листве над нами послышался неприятный хохот. Кто-то бесстыдно рассмеялся. Зымка повернула голову и уставилась в ту сторону. Я тоже невольно вздрогнул. Только старик сидел спокойно, будто ничего не слышал. Снова раздался хохот, еще более продолжительный, словно кого-то щекотали.
— Дедушка Мирю, что это? Там что, люди? — спросил я.
Старик улыбнулся и послюнявил цигарку.
— Подожди — увидишь, — сказал он.
В листве орешины снова кто-то захохотал. Раз, другой, и вдруг хохот перешел в несколько быстрых: «Ку-ку! ку-ку! ку-ку! ку-ку!».
Это была кукушка. Она просыпалась. Наверное, она хорошо провела ночь в широколистых ветвях орешины и теперь смеялась, словно ведьма, которой приснился веселый сон.
— Нагадала себе что-нибудь хорошее, — сказал дед Мирю. — Не жизнь у нее, а малина. О птенцах заботиться не надо, их другие кормят. Снесет яйцо, возьмет его в клюв и положит в гнездо какой-нибудь пичуги. Если кукушку вывела, скажем, горихвостка, эта кукушка и сама будет нести такие же яйца, как у горихвостки, и подкладывать их горихвостке в гнездо. Если ее высидела мухоловка, она кладет яйца в гнездо мухоловки. У каждой кукушки свои, можно сказать, няньки, свои помощницы, — заключил старик.
Через минуту из ореховой листвы вылетела серая птица, похожая на небольшого ястреба, пронеслась над садом и скрылась среди яблонь и сливовых деревьев. Оттуда донесся испуганный писк.
— Синицы трещат, — сказал дед. — Они ее люто ненавидят за все ее пакости — Ну, пошли, уже совсем рассвело, — добавил он оживленно и зарядил ружье.
Мы пошли к овсам. Зымка радостно кинулась вперед; она носилась большими кругами, сторожко вытянув морду, словно боясь уколоться о высокую солому жнивья. Вид у нее был немного обалделый, и казалось, что все четыре ее лапы и все тело служат только для того, чтобы поддерживать в нужном положении тупую морду с большим красно-коричневым носом.
— Ты иди слева от меня и немного позади, — сказал дед Мирю. — Зымка, не спеши! — прикрикнул он на собаку.
Мы подходили к кукурузному полю. Блестящая острая солома жнивья слегка хрустела у нас под ногами. Освещенная первыми лучами солнца, мокрая от росы, равнина курилась кое-где утренними испарениями.
Старик обеими руками держал ружье с взведенными курками, на стволах играли отсветы зари. Зымка, принюхиваясь, бежала впереди.
Вот она замедлила шаг, энергично замахала своим коротким хвостом, быстро завертелась на одном месте и вдруг замерла, точно окаменев. Тело ее вытянулось. Она словно не дышала. Голова составила одну линию с хребтом, а передняя лапа была поджата к животу. Она держала эту лапу так, будто боялась опустить ее на землю.
— Стойка, — сказал старик и зашагал к собаке, которая стояла, все так же оцепенев и уставившись куда-то прямо перед собой.
Старик приближался к ней угрожающе широкими, нетерпеливыми шагами. Мне стало страшно. Охваченный каким-то непонятным мне самому возбуждением, я не дыша смотрел то на собаку, то на старика. Вот он поравнялся с Зымкой — Зымка все так же, как заколдованная, всматривалась в стерню, — зашел вперед, сжимая в руках длинное блестящее ружье, и лицо его напряглось. Тогда собака стремительно метнулась в сторону, словно ее потянула туда неведомая сила, и из-под самой ее морды с легким звучным свистом взлетел крупный перепел. Он устремился к кукурузе и, быстро и часто взмахивая короткими крылышками, полетел над жнивьем. Неприятно и сухо щелкнул выстрел. Перепел перевернулся, повис головой вниз и, будто подхваченный вихрем, упал на желтое жнивье.
— Зымка, дай! — крикнул дед Мирю.
Собака кинулась, взяла в зубы перепела и, смеясь глазами и радостно виляя хвостом, поднесла его хозяину.
— Положи в сетку, — сказал он мне.
Вне себя от волнения и восторга, я взял в руки теплую, мягкую, пушистую птичку. Она лежала на моей ладони, свесив маленькую, похожую на куриную, головку. Я дивился коричнево-серым перышкам на ее спине, соломенным мазкам на перьях, неуловимым переливам тонов, в которых было и что-то земное, и что-то таинственно-манящее. Под конец я не вытерпел и тайком понюхал убитую перепелку, как это делала Зымка, знакомясь с каким-либо новым предметом…
Написано сразу после окончания повести «Когда иней тает» в 1950 г. Впервые — в книге «Чернушка» (1950) вместе с повестями «Дикая птица» и «Фокер». Последняя работа Станева на анималистическую тему.
В сборник входят повести современных болгарских писателей П. Вежинова, К. Калчева, Г. Мишева, С. Стратиева и др., посвященные революционному прошлому и сегодняшнему дню Болгарии, становлению норм социалистической нравственности, борьбе против потребительского отношения к жизни.
Роман «Иван Кондарев» (книги 1–2, 1958-64, Димитровская премия 1965, рус. пер. 1967) — эпическое полотно о жизни и борьбе болгарского народа во время Сентябрьского антифашистского восстания 1923.
Повесть задумана Станевым в 1965 г. как роман, который должен был отразить события Балканских и первой мировой войн, то есть «узловую, ключевую, решающую» для судеб Болгарии эпоху.
Название циклу дала вышедшая в 1943 г. книга «Волчьи ночи», в которой впервые были собраны рассказы, посвященные миру животных. В 1975 г., отвечая на вопросы литературной анкеты И. Сарандена об этой книге, Станев отметил, что почувствовал необходимость собрать лучшие из своих анималистических рассказов в одном томе, чтобы отделить их от остальных, и что он сам определил состав этого тома, который должен быть принят за основу всех последующих изданий. По сложившейся традиции циклом «Волчьи ночи» открываются все сборники рассказов Станева — даже те, где он представлен не полностью и не выделен заглавием, — и, конечно, все издания его избранных произведений.
Написано зимой 1949–1950 гг. Основу повести составили впечатления от пребывания в охотничьем хозяйстве «Буковец». Станев вспоминал об этом: «В 1944–1945 гг. я жил в горах с одним действительно интересным человеком, который некогда был моряком и объездил весь свет. Американский гражданин, он получал американскую пенсию, но во время войны отказался выполнить распоряжение США отправиться комендантом на какой-то отдаленный остров и остался в городе.
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!