Весна победы - [12]

— Человек он действительно порывистый, горячий и поступил неправильно. Только генерал Танасчишин в корпусе на месте. Думается, достаточно ему на первый раз сделать строгое внушение...

И. В. Сталин на мгновение задумался, а потом, поднявшись, сказал:

— Снимать не будем. Передайте Еременко и Хрущеву, что Сталин взял Танасчишина на поруки.

Вернувшись в Генштаб, я связался по телефону ВЧ с генералом А. И. Еременко, дословно передал ему слова Верховного и попросил его сообщить об этом решении Н. С. Хрущеву.

Чувствовалось, что Андрей Иванович был растерян.

— Спасибо, что позвонили, — сказал он после небольшой паузы. — А члену Военного совета, пожалуйста, сообщите об этом лично...

Я тут же соединился с Н. С. Хрущевым. Он выслушал меня и тихо спросил:

— Может быть, вы не так доложили?

— Я доложил товарищу Сталину вашу шифровку. Если вы не согласны, можете сами ему позвонить.

— Нет, этого я делать не буду. Что ж, на поруки так на поруки.

На следующий день, при очередном моем докладе в Ставке, Сталин с улыбкой спросил:

— Так вы говорили с Еременко и Хрущевым? Удовлетворили они мое ходатайство или нет?

Я ответил в тон Верховному:

— Всё нормально. Ваше ходатайство удовлетворено, товарищ Сталин.

— Хорошо. Что ж, перейдем к рассмотрению положения на фронтах.

Я развернул на столе, обитом зеленым сукном, карту...

Когда я рассказал об этом случае Н. Э. Берзарину, он задумался, а потом стал вслух размышлять:

— А не слишком ли резко обошлись мы с подполковником Чайкой? Ведь он виноват лишь как командир-воспитатель, а лично ничего не совершил. Может быть, и мы возьмем его на поруки?

— С Танасчишиным это было в боевой обстановке, а тут речь идет о недопустимом, хоть и одиночном, случае нарушения дисциплины, — возразил я командарму. — Да и постановление Военного совета о подполковнике Чайке уже доведено до командного состава наших войск. Пусть побудет заместителем командира полка, прочувствует вину, а там видно будет. Проследим за его дальнейшей службой. Командир ведь он хороший. А с тех, кто обидел жителя, взыскание не следует снимать.

Берзарин поддержал это предложение. К концу Висло-Одерской операции, досрочно примерно на месяц, Ф. В. Чайка уже командовал 1042-м полком.

С каждым днем наши взаимоотношения с населением становились все теплее. Советских воинов местные жители встречали приветливо, хлебосольно, вечерами под гармонь или аккордеон молодежь затевала танцы. Наших офицеров и красноармейцев часто можно было видеть среди польских граждан за оживленной беседой.

Новая обстановка потребовала и некоторой перестройки организационных форм нашей работы. Дело в том, что в структуре полевого управления как нашей армии, так и других, которые до того времени воевали лишь на своей земле, не были предусмотрены специальные органы или отделы для политической работы с населением.

Теперь же, когда мы действовали за рубежом, практика подсказала необходимость создания оперативной группы из ответственных, хорошо подготовленных в идейном отношении людей, владеющих иностранными языками. Я посоветовался с командармом. И он, и другие члены Военного совета поддержали эту мысль. С санкции Военного совета фронта такую группу мы создали. Она была нештатной, малочисленной, но в то же время стала действенным звеном для координации наших связей с местными властями и партийными органами и проведения массово-разъяснительной работы с польским населением.

Одной из ее задач было и поддержание постоянной связи с органами народной власти Польши, с тем чтобы быть в курсе их мероприятий, оказывать им содействие.

Оперативную группу возглавлял опытный коммунист, знаток иностранных языков, инспектор политотдела армии майор И. В. Малышев. В нее вошли также офицеры А. А. Разгуляев, И. Д. Давыдов, А. Я. Кириллов и другие.

По их предложению для помощи командирам частей и советским комендантам были выделены воины, знающие польский язык, в том числе и поляки, имеющие советское подданство. Они постоянно общались с жителями освобожденных районов.

Майор И. В. Малышев неоднократно выезжал в Люблин, в резиденцию Польского комитета национального освобождения, где беседовал с его руководителями, которые информировали начальника опергруппы о своих очередных мероприятиях и классовой расстановке сил в стране.

Группа действовала по четкому плану и графикам, которые утверждались мною на каждые десять дней, информировала нас о положении на местах и регулярно отчитывалась о проведенной работе. Основное внимание офицеры уделяли политической работе с населением. Потребность в ней была тем более велика, что давала о себе знать тогдашняя классовая структура польской деревни, а реакционные элементы в своей «пропаганде шепотом» пытались распространять среди трудового крестьянства домыслы о том, что, мол, в Польше чуть ли не силой будут насаждаться Советы.

Такие лживые слухи сеялись в то время, когда политика нашей партии и государства в этом смысле была совершенно ясной и подлинно ленинской: мы хотели видеть на своих границах дружественное, независимое и демократическое государство и никаких форм власти никому не навязывали, считая, что их определит польский народ.