Весна - [3]

Ах, быть бы мне маленькой, как Гинче, побежала бы я ловить светлячков перед кузницей. Стала бы на пороге и глядела, как смуглый кузнец, засучив рукава, поднимает молот и ударяет им по наковальне, где распластался огненный серп…

Завтра — светлое воскресенье. На площади остановились на ночлег три телеги, нагруженные вилами и паламарками, покрытые рогожей. Отец купит мне новую паламарку, ведь я уже взрослая. А мою пусть возьмет Гинче, когда будет жать. Она ей в самый раз.

Какой жаркий огонь разводят эти рослые лудогорцы[1] в шапках, обшитых галунами! Ночью они разлягутся у костра и будут болтать допоздна. Завтра — большой летний базар. Под вечер, когда народ разойдется по домам, они впрягут в телеги круторогих буйволов, двинутся по старому мосту и сгинут в темноте. Больше мы о них не услышим, больше их не увидим. Из какого далекого края они явились? Хоть бы они догадались взять меня с собой! Чтобы и я погуляла по свету. Чтоб посмотрела, как люди живут в далеких краях: какую одежду носят, какие песни поют. Какие слова говорят парни и девушки друг другу, когда встречаются у источника, украшают ли их девушки голову цветами? Уж так надоело мне все сидеть здесь да глядеть на кузницу Нено.

Хорошо бы уйти с лудогорцами в их село! Хорошо бы стать черноокой молодицей с пестрым сокаем на голове! Я ткала бы красные пояса и вязала бы носки узорчатые. И каждый вечер ходила бы к колодцу с расписными ведерками. И ногти я покрашу хной. Боже ты мой, как хороша я тогда буду! Наполню я ведерки, сяду у колодца и буду ждать, чтобы он пришел издалека по длинной дороге. Хоть бы пришел и увел меня от лудогорцев мой Нено, кузнец. Смуглый Нено!

* * *

Да наградит бог деда за то, что он посадил и взрастил деревья в саду. Мне теперь есть куда укрыться и где поплакать.

Как встану утром, заберусь в сад. Солнце поднимается над широким ржаным полем, огромное, окровавленное. Значит, и сегодня будет гореть земля. Пчелы выползают из ульев, жужжат, летают с цветка на цветок. Смешные! Они сговариваются, куда полететь за медом: на луга или на межи. Они точь-в-точь как люди: трудятся каждый день, и это им не в тягость.

Веет холодом и свежестью.

Я протягиваю руки, груди мои напрягаются, рубашка на мне того и гляди лопнет.

Вот я! Что-то трепещет, горит. Как высокая, статная рожь. Ждет хозяина. Сожни меня, хозяин!

Я ведь выросла красивая, здоровая. Словно роза. Словно тополь. Все мне так говорят. Да и работа у меня спорится, и любо мне, когда идет жатва. Эти поля, что дают хлеб и синие васильки, впитали в себя всю радость, все страдания людей; пусть же они отзовутся, затрепещут, затаят дыхание, когда я крикну. Грушевые деревья пусть не шелохнутся, и пусть слушают колосья, наклонив головки. А снопы позади меня пусть вырастают без счета.

Разве он не видит, какая я? Словно уголь, опалил он мое сердце. Его молот поет целый день, забирается ко мне через окошко, стучит по зеркалу, колотит по ведрам — и они звенят, как набат, налетает на миски — и они рассыпаются на тысячи кусков. Какие там серпы наточил он для жатвы? Ну и хорош он в работе! Вот почему я его полюбила. Вчера вечером отец отнес ему серпы — знает ли Нено, который из них мой?

Ох, как тяжело мне иной раз!

Почему я не такая, как другие? Почему не живу, как Кина, дядина дочь, без забот, с беспечальным сердцем? Пусть трое парней бегают за мной, я на всех троих наброшу недоуздок. Только бы не думать так много, не бродить одной вечером по саду как помешанной.

Обезумела я из-за него.

И все потому, что у него сильная рука и железный молот, который говорит со мной целый день. Взял бы он надо мной власть, словно хищник орел. Чтоб не смела я глаз на него поднять, когда он заговорит. А пройдет он мимо дома, сердце мое чтоб затрепетало, как испуганный птенчик.

Не то что Мишо…

Собачонка, а не человек! Дрожит, когда меня видит. Язык у него заплетается; не знает, куда деть руки. Краснеет, как мак.

Ох, не хочу я так!

Хочу загорелого Нено!

Хочу его!

* * *

Месяц — ясный, полный — заглянул ко мне в окно. Этой ночью он повел за собой целую стайку звезд над Черкювскими холмами. Притаился за белыми яблоневыми ветвями и все поглядывает.

Хочет влезть ко мне. Среди ночи, когда все спят.

Пусть влезет, пусть придет ко мне.

Пусть позолотит одеяло и огненной рукой нежно погладит спину котенка, заснувшего на трехногой скамеечке. Пусть наклонится надо мной и посмотрит, как я распустила волосы и обнажила грудь. Я не стыжусь его. Обниму его за шею, вопьюсь пересохшими губами в его губы, и мне будет казаться, что это Нено. И я заплачу.

Завтра, когда я буду жать, пусть весь день сладкий мед не сходит с моих губ, а когда я запрокину над головой кувшин, пусть мед разольется по моим жилам.

Был бы месяц моим Нено. Светил бы в мое окошко, чтобы я видела его каждую ночь. Чтобы я ждала вечером, когда он покажется меж ветвей. Я велю ему не шуметь. И тихо ступать, чтобы не разбудить нашего пса — Мечо. Ведь он ночью бросается на людей, как волк. Пусть бесшумно перепрыгнет через плетень и — хоп в отворенное окно. Я протяну руки ему навстречу. Ох, я совсем рехнулась!..

Ведя за собой звезды, как старший жнец своих жниц, плывет ясный месяц над Черкювскими холмами. Всю ночь он будет потихоньку ступать по темным нивам, а когда засмотрится в мое оконце, того и гляди — скатится вниз какая-нибудь звезда. Кто знает, куда она упадет! И она тоже женщина. И она ищет кого-то и вся пылает. А коли месяц не хочет, чтобы девушки попрятались в мягких нивах, — пусть не заглядывает в чужие окна!