Вещи, о которых мы не можем рассказать - [8]

– Привет, Эдисон! – Я слышу, как мама вздыхает, когда догоняю Эдди уже в палате.

Сын смотрит на маму, бормочет себе под нос: «Прекрати это делать, Эдди!»

Мама молчит, но ее неодобрение ощутимо, как всегда, когда эхолалия Эдди напоминает нам всем, что фраза, которую он больше всего ассоциирует с ней, является ругательной. Потом она переводит взгляд на меня и выговаривает:

– Элис, ты невероятно опоздала!

Я не чувствую угрызений совести, игнорируя ее приветствие, учитывая, что оно в равной степени состоит из социальной вежливости и критики. И это является точным соотношением в любой попытке общения, предпринятой моей матерью. Юлита Сласки-Дэвис сочетает в себе массу достоинств: пожизненный марафонец, уважаемый судья окружного суда, воинствующий борец за гражданские свободы, заядлый защитник окружающей среды; семидесятишестилетняя женщина, которая не собирается в ближайшее время уходить с работы. Люди постоянно говорят мне, что она вдохновляет, и я понимаю их точку зрения, потому что она впечатляющая женщина. Единственное, кем она не является, так это милой бабушкой по материнской линии, и именно поэтому нам с Эдди гораздо легче общаться с Бабчей.

Я занимаю место рядом с Эдди у кровати своей бабушки и беру ее руку. Обветренная кожа ее пальцев холодна, поэтому я накрываю ее другой ладонью и пытаюсь немного согреть.

– Бабча, – бормочу я. – Как ты себя чувствуешь?

Бабча издает звук, который ближе к ворчанию, чем к членораздельной речи, и в ее глазах отражается страдание, когда она натыкается на мой пристальный взгляд. Мама нетерпеливо вздыхает.

– Если бы ты приехала раньше, то уже знала бы, что, хотя она очнулась, не похоже, что она слышит. Эти медсестры ничего не знают. Я жду, когда доктор скажет мне, что, черт возьми, происходит.

Медсестра, стоявшая рядом, поднимает брови, но не удостаивает взглядом ни маму, ни даже меня. Посмотри она на меня, я бы виновато поморщилась, но медсестра явно полна решимости выполнить свою работу и выйти из палаты как можно быстрее. Она нажимает последнюю кнопку на регуляторе капельницы, касается руки моей бабушки, чтобы привлечь ее внимание. Бабча поворачивает к ней лицо.

– Ну, вот, Ханна, – мягко говорит медсестра. – Теперь я оставлю тебя с твоей семьей. Просто позвони, если я тебе понадоблюсь, хорошо?

Эдди отпихивает меня, как только медсестра уходит, и неуклюже пытается взять Бабчу за руку. Когда я позволяю ему это, он сразу же успокаивается. Я смотрю на Бабчу и вижу, как она ему улыбается. Я всегда считала, что мои отношения с бабушкой уникальны. Она практически воспитывала меня на разных этапах моего детства; для моей матери карьера всегда была на первом месте. Но какими бы особенными они ни были, наши отношения не являются звеном в той цепи, которая связывает ее с Эдди. В мире, который не понимает моего сына, у него всегда была Бабча, которой все равно, понимает она его или нет – она просто обожает его таким, какой он есть.

Теперь я внимательно, оценивающе разглядываю ее, как будто могу просканировать ее взглядом и осознать степень повреждения ее разума.

– Ты слышишь меня, Бабча? – спрашиваю я, и она поворачивается ко мне, но яростно хмурится, сосредоточиваясь. Ее единственная реакция – это слезы, которые подступают к ее глазам. Я бросаю взгляд на маму, которая стоит неподвижно, крепко сжав челюсти.

– Мне кажется, она слышит, – говорю я маме, которая колеблется, а затем предлагает новую версию:

– Ну, тогда… возможно, она нас не узнает?

– Эдди, – говорит Эдди. – Эдди, дорогой, ты хочешь что-нибудь поесть?

Бабча поворачивается к нему и улыбается усталой, но прекрасной улыбкой, которая сразу же вызывает соответствующую улыбку у моего сына. Он отпускает руку Бабчи, бросает свой айпад на кровать рядом с ее ногами и пытается взобраться на постель.

– Эдди, – раздраженно говорит мама. – Не делай этого. Бабча нездорова. Элис, ты должна остановить его. Здесь не детская площадка.

Но Бабча старается принять сидячее положение и широко раскрывает руки навстречу Эдди, и, глядя на это, замолкает даже мама. Я фиксирую спинку кровати и помогаю убрать с дороги различные шнуры, пока мой очень крепкий сын забирается к своей очень хрупкой прабабушке. Бабча медленно и осторожно отодвигается, целенаправленно освобождая ему место рядом с собой. Он прижимается к ней и закрывает глаза, а когда она снова опускается на подушку, то прижимается щекой к светлым волосам Эдди. Затем Бабча тоже закрывает глаза и вдыхает его запах, как будто он новорожденный ребенок.

– Мне кажется, она определенно узнает Эдди, – тихо говорю я.

Мама нетерпеливо вздыхает и проводит рукой по жестким прядям своих аккуратных седых волос. Я сажусь на стул рядом с кроватью и лезу в сумку за телефоном. На экране появляется еще одно сообщение от Уэйда.

«Элли, мне действительно очень жаль. Пожалуйста, напиши мне и дай знать, что с тобой все в порядке».

Я знаю, что поступаю несправедливо, но я все еще разочарована из-за того, что он сегодня не помог мне. Я хмурюсь и думаю о том, чтобы выключить телефон, но в последнюю секунду смягчаюсь и отвечаю:

«У меня был очень плохой день, но я в порядке».