Весенняя коллекция детектива - [41]

– Ну, лопатой, – задумчиво сказала Люсинда.

– Вот именно. А ее нет. Спрашивается, где она?

– А где она?

– На чердаке. Ее нашел Павел… Петрович.

– Можете называть меня просто по имени, – галантно предложил Добровольский. – Вы же почти моя родственница! Вы столько лет прожили рядом с моим дедом, и к тому же я еще вывез ваш мусор!

Олимпиада ни в какую не желала представлять себя его родственницей!

– Да откуда же она взялась на чердаке, если Парамонов с крыши упал? Он же не мог сначала лопату на чердак поставить, а потом упасть!

– Не мог, – согласился Добровольский. – В том-то и дело. Значит, лопату поставил кто-то еще. Тот, кто его толкнул. Тем более что вы держите лопаты в подвале, а не на чердаке. Я этого не знал.

Олимпиада допила виски.

Ей тоже, честно говоря, не очень нравилось это питье, но приходилось делать вид, что нравится – а как же иначе?

– Да, но это значит, что его… убили?!

– О чем я вам и толкую, – сказал Добровольский нетерпеливо. – Именно об этом.

– Но зачем кому-то понадобилось убивать… Парамонова?!

– А этого вашего слесаря зачем? И еще дополнительно взрывать его под дверью вашей квартиры?! Или вы по совместительству идеолог Аль-Кайды?

– Нет, – призналась Олимпиада. – Нет, конечно.

Добровольский посмотрел на нее.

– У меня есть только одна версия, – сказал он, взвешивая, говорить или еще подождать. Олимпиада смотрела на него, и он решился: – Я думаю, что следом за слесарем должны были убить вас. Это чистая случайность, что, когда вы открыли дверь, он не упал на пол и детонатор не сработал.

– Он на меня упал, – уточнила Люсинда Окорокова и распахнула голубые глазищи, как у красавицы из сказки «Морозко». – Я тоже чуть не свалилась!..

– Ваша подруга остановила его падение. Провода не соединились, не разъединились, я не знаю, как планировалось, – продолжал Добровольский. – Взрыва не произошло. А когда его стали поднимать, а потом уронили, устройство сработало.

– Из-за вас уронили, между прочим, – заметила Олимпиада Владимировна. – Это вы закричали: провода, провода!..

– Я должен был молчать?

– Ах, ничего вы не должны!.. – с досадой воскликнула она. – Просто все это не лезет ни в какие ворота!

– Вот именно, – согласился Павел Петрович. – Совершенно непонятно, как он оказался у вашей двери, каким способом его убили, зачем взорвали?!

– Да я тут ни при чем! – крикнула Олимпиада. – Зачем меня взрывать?! Зачем?!

– А зачем Парамонова с крыши сталкивать?

– Я не знаю!

Добровольский тоже допил виски и прикинул, не налить ли еще.

Плохо, что у него нет никакого прямого выхода на местную милицию. Конечно, он уже давно написал запрос, и созвонился с помощником, и «нажал на кнопки», но пока результата не было, а время уходило, и он не мог тратить его просто так! Неизвестно, что будет дальше и кто станет следующим.

В том, что будет следующий, Добровольский не сомневался.

Какой странный дом. Какой опасный дом.

И ему не на кого положиться в своих… расследованиях. Он никому не может доверять. Даже этим двум, которые смотрят на него такими испуганными глазами, – вечная, как мир, история, когда в минуту опасности женские глаза неизменно обращаются к мужчине, и никакая эмансипация ничего в этом не изменит!..

Доверять он не мог, но чувствовал ответственность – кажется, с той минуты, когда поставил в свой багажник расползающийся мешок с мусором и потом долго колесил по Москве, которую знал не слишком хорошо, в поисках мусорных ящиков. Это оказалось делом многотрудным, потребовавшим колоссального количества времени и вообще вдумчивого подхода. Он было нашел помойку, но оттуда его прогнали – он не до конца понял почему, но потом сообразил, что, видимо, ящики были не муниципальными, а частными. Он еще нашел, но там не было места для мешка, который привез Добровольский, мусор и так вылезал из него и выпадал со всех сторон, и его европеизированная совесть не позволила добавить к кучам еще и свой мешок. Так бы он и ездил, если бы не догадался выбросить мешок в бак возле американской закусочной – там с мусором не было никаких проблем – когда бак наполнялся, подъезжал шустрый маленький тракторенок и переворачивал его в кузов, не уронив ни одной бумажки. Добровольский, который после трудов пил в этой закусочной кофе, специально смотрел.

…Никогда еще мусорный мешок не был причиной его сближения с женщиной, а теперь вот стал. Мусорный мешок и два трупа, очень романтично!..

– Мне нужны сведения о ваших соседях, – сказал он своим перепуганным девицам, которые переглядывались у него над плечом, думая, что он ничего не замечает. – Как можно более подробные. Обещаю вам, что информация останется абсолютно конфиденциальной.

Зря он это сказал. Им и в голову не приходило, что они могут невзначай выдать чьи-то секреты, а вот теперь пришло.

– Господи, да мы ничего не знаем!

– Да, – подтвердила Люсинда Окорокова и сделала строгое лицо. – Мы ничего не знаем.

– Хорошо, – сказал Добровольский. – Тогда так. Люся, что вы делали, когда Парамонов упал с крыши?

– Мы? – удивилась Люсинда. – Мы… ничего не делали. Я носки штопала, а тетя Верочка, кажется, телевизор смотрела. Я не видала.

– Как? Почему не видели?