Эта мысль была ужасна. Даже, если она в действительности была прекрасной. Человек и земля — как части вселенной, космоса. Это чудесно. Но этой ночью ощущение этого было совсем не таким.
Потому что они стремились проникнуть в скверну космоса? К его обратной стороне? В мир, который существует параллельно видимому?
Что скрывает в себе тот мир? Хотелось ли ей узнать это по-настоящему? И да и нет.
Хейке растянулся на покрывале под волшебным корнем. Винга опустилась на колени, чтобы начертить магические знаки на его спине и плечах.
Темно-коричневая смесь, которая была в сосуде, содержала не только кровь. Хейке влил туда и вещества, мешающие крови свертываться, а также такие составные части, о которых не хотел рассказывать Винге.
— Ты помнишь, как выглядят знаки? — спросил он, когда она неуверенно начала чертить рисунки. Он сильно вздрогнул при первом прикосновении палочки к коже, и она поняла, какое он испытывал напряжение.
— Да. Я быстро справлюсь.
Трясущимися руками водила она палочкой по его коже. Круги, треугольники, волнистые линии, магические слова, которые ей были абсолютно непонятны, все это она вырисовывала. Чистописанием это нельзя было назвать, да и намерения такого не было.
Несколько удивленная, она обратила внимание, насколько все, что появлялось на рисунке на его широких плечах, имело восточный характер. Снова начало Людей Льда? Как могли четыре добрых гения знать это? Но тут она вспомнила, что в книге Людей Льда говорилось о способности Ульвхедина читать заклинания на языке, которого никто не знал, и что Люди Льда догадывались о существовании древнейшего колдовского языка своих предков. И Map знал его. Об этом ей рассказывал Хейке, да и к нему самому приходили время от времени видения из другого мира, существовавшего много лет тому назад. Иногда его посещали неясные воспоминания о том, что в детстве он мог петь своеобразные колдовские песни, содержания которых не понимал.
Насколько же тщательно подготовились они оба, выучили эти знаки, эти мистические письмена! Все необходимо сделать хорошо.
Она немного отодвинулась, склонила голову набок, разглядывая свою работу.
— Да, — произнесла она удовлетворенно. — Сейчас все на месте. А теперь разрисуем грудь.
Хейке повернулся.
— Достаточно исчернила спину?
— Весьма.
— Хорошо. Это нам потребуется.
— Хейке, — улыбнувшись сказала она, — как же я смогу написать что-нибудь на твоей груди? Она такая волосатая.
— Делай, что сможешь. Бритвы я с собой не взял, — улыбнулся он.
Она удрученно вздохнула и приступила к работе. Но он по ее нежным рукам почувствовал, что она не испытывала каких-либо неприятностей.
Нежность Хейке по отношению к ней выросла до безграничности!
Работа сейчас длилась дольше. Наконец, завершив ее, Винга сказала:
— Ну вот, лучше у меня не получится. А магические знаки должны у тебя быть… ниже?
Он почувствовал, что лицо его покраснело, а на душе стало тяжко от стыда.
— Да. Но я… я откладывал эту неприятную процедуру сколько мог.
— Для меня это вовсе не неприятность, дуралей, — зло прошипела она и расстегнула пояс брюк. — Ты ведь не научил меня, какие знаки нужно там нарисовать, а сейчас тянешь время. Я могла бы уже закончить, если бы ты не страдал какой-то нелепой скромностью! Из-за меня?
Горячо выговаривая ему, она стащила с него брюки и заставила снова лечь на живот. Следует сказать, что о последнем позаботился сам Хейке; он перевернулся так быстро, как это делает падающая сверху кошка.
— Как это должно выглядеть? — голос Винги все еще звучал агрессивно.
— Гораздо проще. Только одинаковые линии повсюду.
Он объяснил, чертя линии пальцем на покрывале. Винга снова начала действовать по-прежнему ожесточенно.
Закончив рисование, а в раздраженном состоянии она это проделала быстро, Винга коротко приказала ему повернуться на спину.
— И не создавай мне трудностей! Я видела тебя и раньше. И хотела видеть после того раза.
Хейке понял, что обидел ее и неохотно перевернулся.
— Ох, наконец перед нами все великолепие, — вздохнула Винга. — Любимый, почему ты боишься показывать такой роскошный инструмент? Впрочем, так и должно быть. Для всех других, но не для меня.
Он рассказал, что она должна нарисовать. Это было также просто. Винга выполнила все, что он ей сказал.
— Ты, по крайней мере, мог бы и побольше возбудиться, — пробормотала она обижено. — Во всяком случае, тогда, когда я рисовала изображения полумесяца на твоей самой драгоценной части тела. Мне было бы намного легче. Основа была бы тверже. А смотреть на тебя мне далеко не противно, ты это знаешь.
— Ты представляешь, о чем я думал, лежа с закрытыми глазами, испытывая пределы своего мужества? Я купался в холодной зимней воде, а вокруг меня, шурша, плавали льдины.
Она улыбнулась, смягчившись, и поцеловала его в кончик носа. Осторожно, чтобы не нарушить рисунок.
— Нет, оставь! — тяжело вздохнул он. — Я выдержу!
Она рассмеялась от всего сердца, но тут же оборвала смех и, сознавая свою вину, боязливо посмотрела вокруг.
— Выдержишь? Это звучит двусмысленно! Что ты имел в виду?
Он тоже рассмеялся, но быстро, как и она, прервал смех.
— Ты закончила?
— Да. Ты разрисован, как воин.
