Веселые ребята и другие рассказы - [7]

— А вы видали когда-нибудь водяного? — спросил он, обращаясь к дяде.

— Не совсем ясно, — ответил дядя, — я вообще сомневаюсь, чтобы простой смертный человек мог вполне ясно видеть водяного и после того не расстаться с жизнью. Я плавал с одним парнем, которого звали Санди-Габарт; он, несомненно, видел водяного, и, конечно, тут же ему, бедняге, и конец приплел. Мы уже дней семь как вышли с ним из устья Клейды; работа была тяжелая, мы шли с грузом семян и разной разности на север к Маклиоду. Благополучно миновав Кетчелнс, мы обогнули Соа и вышли на прямую, рассчитывая, что нас донесет до Копнахоу. Я хорошо помню эту ночь; месяц светил сквозь туман, на море дул хороший свежий ветерок порывами, а кроме того, и это обоим нам не особенно нравилось, у нас над головой, поверху, свистал другой ветер, который дул из ущелий страшных Кетчелнских утесов. Санди возился на носу с клевером, мы не могли его видеть из-за грота, и вдруг он крикнул. Я засмеялся, потому что думал, что он крикнул от радости, что мы прошли Соа, ан нет! Оказалось совсем не то, это был предсмертный крик бедняги Санди-Габарта, потому что через полчаса его уже не стало. Все, что он мог сказать, было, что морской дьявол или водяной, или какой-то морской призрак, словом, нечто подобное, взобрался по бугшприту и глянул на него страшным, холодным, недобрым взглядом. А когда Санди отдал Богу душу, то все мы поняли, что это предвещало, и почему такой ветер завывал на вершинах Кетчелнса; ветер этот спустился потом оттуда прямо на нас и задул с такой адской силой, что мы всю ночь метались, как обезумевшие, потому что то был ураган гнева Божьего, и когда мы очнулись, то увидели, что нас прибило к берегу у Лох-Ускевах, а в Бенбекуле уже пели петухи.

— Это, должно быть, был русалочник, — сказал Рори.

— Русалочник! — закричал дядя с невыразимым гневом. — Это старые бабьи сказки! Никакого такого русалочника не существует!

— А на что он походил, этот морской дьявол? — спросил я.

— На что он походил? Оборони нас, Господь, знать, на что он походил. Было у него что-то вроде головы, — бедняга не мог сказать нам ничего больше.

После этого Рори, задетый за живое нанесенным ему оскорблением, рассказал несколько случаев с русалочниками и русалками, и морскими конями, выходившими на берег на здешнем острове и нападавшими на экипажи судов и шлюпок на море, и дядя, вопреки своему скептическому отношению к русалочникам, слушал все эти рассказы с тревожным интересом.

— Ужасно, ужасно, можно сказать, — вымолвил он в заключение. — Может быть, я и ошибаюсь, но я в Священном Писании нигде не встречал ни слова о русалочниках.

— Да вы, вероятно, не найдете там ни слова и о нашем Русте, — сказал Рори, и этот аргумент был признан достаточно веским.

По окончании обеда дядя увлек меня на скамеечку позади дома. День был тихий, жаркий; по морю изредка пробежит легкая зыбь, да издали донесется блеяние овец или привычный крик чайки. И, быть может, под влиянием этой умиротворяющей тишины окружающей природы, мой сородич стал тоже как-то спокойнее и рассудительнее. Он говорил теперь ровно, спокойно, почти весело о моей дальнейшей карьере, лишь время от времени упоминая при случае о погибшем судне и богатствах, которые оно принесло Аросу. Я же слушал его в каком-то оцепенении, мысленно поглощенный воспоминанием рисовавшейся передо мной сцены крушения, упиваясь в то же время живительным морским воздухом и дымом торфяных плиток, разожженных Мэри в камине кухни.

Так прошло около часа, когда дядя, все время украдкой поглядывавший на поверхность маленькой бухты, вдруг встал и пригласил меня последовать его примеру. Здесь надо сказать, что сильный прилив на юго-западной стороне Ароса всегда производит значительное волнение по всему берегу. В южной части Сэндэгской бухты образуется бурное течение в известные периоды прилива и отлива, но в этом северном заливе, или бухте, в так называемой Аросской бухте, на которой стоит дом и на которую теперь, в данный момент, смотрел дядя, единственно только в момент окончания прилива наблюдается некоторое волнение, и то столь легкое, что его можно даже не заметить. Когда вода бывает высока, то на ней ничего решительно нельзя увидеть, точно так же, как и при малейшей зыби или волнении; но когда вода совершенно спокойна, что бывает довольно часто, то на ее поверхности появляются какие-то странные неразборчивые водяные знаки, или очертания, как бы рунические буквы, или морские руны, если их можно так назвать.

То же самое встречается в тысяче мест по всему побережью, и ни один мальчишка, вероятно, забавлялся, как и я, стараясь прочесть в этих знаках что-нибудь относящееся к нему и к любимому им существу. На эти-то рунические буквы дядя обратил теперь мое внимание, но с видимой неохотой, внутренне стараясь побороть в себе какое-то неясное чувство сопротивления.

— Видишь ты там эти буквы на воде, вон, около того серого камня? — спросил он. — Да?.. Ну, скажи, похоже это на буквы?.. Не правда ли, похоже?

— Разумеется, похоже, — ответил я, — я уже не раз это замечал. Вот тот знак похож на букву С.