Веселое искусство смерти. Живой Мультиверсум - [5]
Трудно было понять, кто из двух пришедших говорит. Впрочем, ввиду их полного сходства, это было и не важно. Возможно, они говорили одновременно.
«Посторонний...» Когда-то, в юные годы, в руки Михаила Гриневского попал толстый литературный журнал с переводом повести Альбера Камю, которая так и называлась — «Посторонний». Облеченные в художественную форму идеи экзистенциализма и абсурдизма произвели на молодого человека столь сильное впечатление, что, фактически, послужили внутренней основой, психологическим фундаментом для решения бежать из Советской России.
Альбер Камю
— Меня зовут Майкл Гонсалес. Вы ошиблись. Я не знаю того, кто вам нужен, и не понимаю, о чем вы говорите.
— Вы — Михаил Гриневский. Предатель. Мы не ошибаемся. Вы все понимаете и отдадите нам артефакт добровольно, иначе мы сами извлечем из вас нужную информацию — из живого или из мертвого.
— Вы ведь в любом случае убьете меня.
— Да. Но если вы откажетесь сотрудничать, тем более если окажете сопротивление, то испытаете сильное и длительное страдание.
Михаил, словно бы в раздумье, опустил голову. У него уже созрел план нового побега. Сейчас, для достоверности, важно было выдержать паузу, означающую внутреннюю борьбу и колебания, а затем согласиться.
— Хорошо. Вы меня убедили. Я отвезу вас к артефакту.
Михаил медленно отошел от стола, стянул с рук перчатки, усталым движением снял очки и колпак. Стоя перед стендом с аппаратурой спиной к пришельцам, он бросил им, не поворачивая головы:
— Подождите, я должен здесь все выключить.
Но вместо этого он незаметно включил какой-то прибор. Когда тот тихонько загудел, быстро увеличивая частоту звука, стало ясно — это мощные конденсаторы набирают заряд. Спокойно и неторопливо Михаил сделал несколько шагов в сторону раковины, повернул вентиль и, пополоскав руки под струей воды, плеснул пару пригоршней себе в лицо и на голову. Затем, не вытираясь, все так же медленно прошел обратно. Повернул ручку регулировки электроразрядника на максимум, прижал электроды к вискам и нажал кнопку...
Серые фигуры, метнувшиеся к нему в самый момент разряда, успели подхватить падающее тело. Но уже через несколько секунд бросили бесполезную мертвую плоть на пол, рядом с лежащей без сознания медсестрой.
Он успел уйти и испортить носитель информации.
Вслух произнесено это не было. Адресатом же для сообщения являлся некто, находившийся чрезвычайно далеко от больничного подвала в Сан-Диего.
Через некоторое время мертвую тишину нарушил вопль несчастной женщины, внезапно осознавшей себя вдовой.
Сеньора Гонсалес давно была одержима идеей, что муж изменяет ей. Она примчалась в больницу, собираясь застать любовников на месте преступления. Но при виде тела, лежащего бесформенной зеленой грудой, и мокрого бледного лица со следами электрических ожогов на висках, все в ее бедной голове смешалось.
Крик привел в чувство медсестру. Она села, недоуменно озираясь, пока ее взгляд не остановился на лежащем рядом бездыханном докторе. Затем она увидела сеньору Гонсалес и, видимо, все еще не понимая, что происходит, смущенно одернула задравшийся и обнаживший смуглые бедра халат. Похоже, это движение что-то переключило в голове вдовы. Яростно завопив: «Проклятая сучка, верни мне мужа!» — мексиканка бросилась на мулатку и, несмотря на сопротивление, расцарапала ей щеку. Когда девушка с воем, на четвереньках — будучи не в силах встать — попыталась спастись бегством от утратившей разум сеньоры Гонсалес, та резво оседлала ее, словно опытная наездница, и принялась душить.
Еще одной трагедии не случилось только благодаря двум санитарам и охраннику, вовремя прибежавшим на шум.
Для Алекса закончилось прежняя жизнь. Из нее исчезли родители, которых он знал и любил. На похоронах, глядя на мать, Алекс не узнавал в этой постаревшей и полубезумной женщине ту, которая была ему столь близка, к которой он привык с рождения. Переводя недоуменный взгляд на то, что лежит в гробу, Алекс ощущал твердую уверенность в одном: это не его отец. Его отец в каком-то в другом месте, далеко отсюда. Может быть, в своей загадочной России — где-нибудь на Урале, в сказочных поселениях бессмертных старцев-ведунов, или в алтайских горах, или в масонских катакомбах таинственного и блистательного Санкт-Петербурга. А может быть, он стал астронавтом, как дядя Рон и теперь странствует по звездному небу..
Я тень среди теней.
Но что есть тени? Тьма,
Разъятая самообманом.
Исчезнет Свет — и я исчезну,
Вновь растворясь во Тьме.
А вдруг меня не станет раньше...
Изменится ль соотношенье
Тьмы и Лжи?
Слова, ритмически организованные и явно связанные каким-то общим смыслом, звучали, словно повторяемая кем-то мантра. Откуда они взялись, каков их смысл? Алексу никак не удавалось понять. И было что-то еще, ускользающее словно сон, но все же более реальное, чем пробуждение... Ясное осознавание промелькнуло, подарив проблеск ужаса, и еще один эпизод из раннего детства всплыл радужным пятном из темной глубины.
— Папа, смотри: я нашел монетку!
Он подбежал к отцу, сидевшему в тени обрыва на чьей-то опрокинутой лодке, и положил в протянутую ладонь темный с прозеленью металлический диск. В другой руке отец держал початую бутылку текилы, завернутую в бумажный пакет, дабы не привлекать внимания блюстителей порядка.
