Веселая троица - Вицин, Моргунов, Никулин - [16]

Шрифт
Интервал

А ведь тогда — более тридцати лет назад — Наталья Варлей показала всей стране свои ножки. На камушке-валуне, где она пела и слегка твистовала. И не только ножки показала Нина — Наталья Варлей. Гайдай долго выбирал для нее купальный костюм. Когда режиссера спросили, зачем, мол, такая дотошность, он простенько ответил:

— Брижит Бардо в купальнике выглядит талантливее, чем Фаина Раневская.

Ну чем Наталья не секс-символ шестидесятых? Хотя, насколько я помню, такого понятия в нашем обиходе тогда не было.

А теперь о песне, которую исполнила Варлей. Вот что вспоминал Юрий Владимирович Никулин:

«Самое интересное было с песней. Слова написал Леонид Дербенев, и был очень хороший первый куплет: «Где-то на белой льдине, там, где всегда мороз, чешут медведи спину о земную ось».

Художественный совет как возмутился! Что это такое — медведи чешут! Это же неэстетично! Приходят на ум блохи или, не дай Бог, вши! Мы стали песню защищать, а они — нет, ни в коем случае! Представляете, какое было кино? Сейчас что ни слово то маму вспоминают, а там оберегали от слова «чешут». Дербенев часа два сидел, думал и предложил другой вариант: «трутся спиной медведи». Конечно, первый вариант был лучше. Это ж медведи! Они чешутся, а земля вертится. В этом свой юмор. И я считаю, что это изменение пошло в минус».

Свое воспоминание о песне и у Георгия Михайловича Вицина:

«Когда Нина идет и песенку поет, а я вступаю тоненьким голоском — помните? Этим самым голоском я пою в концертах частушки. Однажды мы выступали в воинской части, я стоял за кулисами, и ко мне подошла молодая артистка — худ-дая! худее Гурченки и так скромно говорит: «Я тоже стараюсь так петь, как и вы, актерски». Она пела тогда только одну песенку — «Все могут короли». Я ее слова принял совершенно серьезно. Правильно, думаю, рассуждает начинающая артистка. Потом, когда она стала ПУГАЧЕВОЙ, я хохотал, вспоминая этот случай. После него я всем говорю: это моя ученица».

Отменно сыграл в фильме и Фрунзик Мкртчян. Наверное, кроме одного эпизода. И то накладка получилась не по его вине. В фильме «Кавказская пленница» есть реплика, которую произносит Мкртчян. О том, что, мол, в соседнем районе украли члена партии.

Начальство засопротивлялось.

— Так нельзя. Такие слова. Да еще с такой подозрительной интонацией…

Нашелся Юрий Никулин:

— Давайте я скажу, у меня нет акцента, стало быть, и интонация будет другая…

Удивительно, но фраза, сказанная Никулиным, прошла.

С Шуриком — Александром Демьяненко, в котором оказался тот необходимый режиссеру сплав реалистической игры и комедийности, тоже однажды вышла заминка. Когда он тепленький — пьяненький, весь во внимании, слушает кавказский тост. Помните:

— …Птичка стала подниматься все выше и выше, но очень скоро обожгла себе крылья и упала на самое дно глубокого ущелья. Так выпьем же за то, чтобы никто из нас, как бы высоко он ни залетал, никогда не отрывался от коллектива.

Шурик неожиданно всхлипывает.

— Что такое, дорогой?

— Птичку жалко!

Демьяненко плакал шесть раз — шесть дублей. В конце концов собственных слез не хватило. Пришлось употребить глицерин. Припудрить нос. Рядом с Шуриком Демьяненко на репетициях содрогался в рыданиях Леонид Гайдай, показывая, как надо плакать. Седьмой дубль удался.

Много дублей сделал Шурик и во время полета в спальном мешке с обрыва. Снималось это таким образом. Внизу стояли дюжие молодцы и перехватывали любителя фольклора, чтобы он не ушибся. Камеру останавливали. Молодые ребята бережно клали Шурика на водичку горного потока. Камеру включали.

И вот один раз дюжие молодцы ошиблись. А может, просто устали. Демьяненко по весу, конечно, не Моргунов, но килограммы в нем какие-то, естественно, были. И когда идет, скажем, десятый дубль… В общем, Шурик без всяких ухищрений оказался сразу в горном потоке. Поток, не мешкая, потащил спальный мешок с Шуриком вниз. Больше дублей не понадобилось. А Шурик, как и в фильме, оказался молодцом.

А еще были проблемы с висением вниз головой над обрывом. И что же — пришлось висеть как миленькому. А если долго висеть — это ж пытка! Так можно и кровоизлияние заработать. Ну а еще проблемка — осел, который слушался только Варлей и никак не хотел слушаться Демьяненко.

Роль Шурика Александр Демьяненко всегда любил, однако и неприятностей она принесла ему немало. Во-первых, образ незадачливого студента лишил его возможности сыграть множество замечательных серьезных ролей. На режиссеров давил его экранный имидж. Во-вторых, у него появилась не только добрая слава, но и сомнительная. Любой гражданин «под мухой» считал своим долгом подбежать на улице к артисту и предложить тут же выпить. Ну а трезвые люди, не только дворовые мальчишки, иногда шепотом, иногда криком при его появлении оглашали окрестности:

— Шурик идет! Шурик идет!

Артиста это, конечно, угнетало. Иногда он крепко выпивал.

Ну что ж, такова оборотная сторона славы. Как говорится, ничего не поделаешь… Не кажется ли вам, дорогой читатель, что нечто похожее случилось и с Бывалым — Моргуновым? Но об этом поговорим чуть позже. А сейчас вернемся к фильму…

Да, прекрасный ансамбль артистов подобрался на «Кавказской пленнице»!


Еще от автора Лев Давыдович Лайнер
Погоня за «Энигмой». Как был взломан немецкий шифр

В книге рассказывается о беспрецедентном в военной истории проникновении в замыслы противника: о взломе немецкого машинного шифра «Энигма» западными союзниками по антигитлеровской коалиции. До последнего времени самый важный аспект этого события оставался невыясненным: действительно ли роль, которую сыграли дешифровальщики в достижении победы над Германией в ходе Второй мировой войны, была столь значительна? В книге также рассказывается о роли специальных операций по захвату ключевых установок для «Энигмы», предательстве высокопоставленного сотрудника немецкой шифровальной службы и многочисленных просчетах самих немцев.


Рекомендуем почитать
Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.


Южноуральцы в боях и труде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три женщины

Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».


Записки доктора (1926 – 1929)

Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.


Кто Вы, «Железный Феликс»?

Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.


Последний Петербург

Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.