Веселая дорога - [7]

И опять пошло: ха-ха-ха, хи-хи-хи!

Я до того разозлился, что не стал слушать, о чем говорили дальше. Пусть бы Михаил Иванович мне хоть кол поставил за четверть, чем так высмеивать перед ребятами. По-моему, это даже непедагогично с его стороны. Я сидел и думал: «Раз он меня так опозорил из-за несчастной физкультуры, я теперь специально, по-настоящему заболею на всю вторую четверть какой-нибудь черной оспой, которой только до революции болели. Или свинкой и коклюшем вместе».

Я сидел и мечтал о самых страшных болезнях. Я представлял себе, как заболею и стану умирать. Как ребята и девчонки будут стоять у моей постели и раскаиваться в том, что довели меня до такого состояния. И тогда я скажу им слабым голосом: «Я на вас не обижаюсь. Занимайтесь на здоровье физкультурой, ешьте мороженое, ходите в кино, учите уроки. Я бы тоже вместе с вами, но теперь поздно. Прощайте навсегда!..»

Я даже не могу словами объяснить, до чего я расстроился. И, наверное, поэтому не заметил, как закончилось собрание. В коридоре ко мне подошел Сашка Иванов и сказал:

— Ты, Тимка, теперь от меня никуда не денешься. Я из тебя сделаю настоящего Василия Алексеева.

— Какого еще такого Алексеева? — удивился я.

— Ты что, не слышал про самого сильного человека на земле? — спросил Сашка.

— Знаю, — ответил я, — штангист. Только при чем здесь я и ты?

— Спал ты, что ли, на собрании? — возмутился Сашка. — Мне же ребята поручили взять тебя на буксир по физкультуре.

Я прямо-таки опешил от его слов. Потому что Сашка у нас — человек с железным характером. Еще не было случая, чтобы Сашка не сдержал своего слова. Между прочим, он не только круглый отличник, он с первого класса занимается гимнастикой в детской спортивной школе и успевает выполнять все пионерские поручения. Вот какой человек этот Сашка. Я понял, что пропал окончательно и что теперь меня никакие справки от физкультуры не спасут. С Сашкой не поспоришь, это не то, что дома с матерью или отцом. Уж если Сашка взялся меня буксировать, то сам в лепешку расшибется, а меня и подавно расшибет.

По телевизору показывали, какую неимоверную тяжесть поднимает Василий Алексеев. Я представил себя рядом с огромной штангой, и у меня от ужаса мурашки по животу забегали.

— Когда? — спросил я.

— Чего — когда? — не понял Сашка.

— Когда ты начнешь меня буксировать?

— Сразу после каникул, — ответил Сашка. — Да ты не бойся. Я тебя так натренирую, что через полгода родная мать не узнает.

«Это уж точно, — подумал я, — не узнает!»

Даже врагу не пожелаю такого настроения, какое было у меня после разговора с Ивановым. Очень скверно жить, когда знаешь, что тебя, против твоей же собственной воли, будут буксировать.

***

Осенние каникулы промелькнули, как один день. Я понадеялся, что Сашка забудет про меня, и не стал ничего придумывать, чтобы от него отбояриться.

Человек всегда надеется на лучшее. Например, если не выучил урока, надеешься, что не спросят. А если спросят — не поставят двойку в журнал. И так далее.

Я спокойно собрался в школу, вышел из дома и возле подъезда увидел Сашку. Он явно кого-то ждал.

— Здорово! — сказал я ему. — Ты чего здесь делаешь?

— Тебя жду, — ответил Сашка.

— Зачем?

— Разве ты забыл? Я ведь должен тебя буксировать.

— Между прочим, — заметил я, — до школы я могу и своим ходом добраться, без буксира. Может, ты меня на закорках понесешь или на веревке потянешь?

Мне показалось, что я ответил Сашке так, что ему ничего другого не останется, как отцепиться от меня. Но Сашка сказал, как ни в чем не бывало:

— Отсюда до магазина ровно пятьсот метров. Это в самый раз по норме ГТО на значок «Смелые и ловкие». Я еще вчера измерил дистанцию рулеткой. Ты сейчас до магазина бегом побежишь, а я за тобой. Теперь ты будешь бегать каждое утро и после школы тоже. Понял?

Я подумал, что буду круглым дураком, если не попробую обмануть Сашку.

— Мне нельзя бегать. У меня горло! — заявил я.

— У всех горло, — сказал Сашка. — Это даже очень правильно, что у тебя горло.

— Ты не врач и ничего не понимаешь в болезнях, — возмутился я. — Ты даже не болел по-настоящему ни разу в жизни. Лично у меня не просто горло, а скорей всего смертельный катар верхних дыхательных путей. И дышать я могу только вполсилы.

— А кто тебя заставляет дышать верхними путями? — пожал плечами Сашка. — Дыши, какими хочешь.

Тут на меня накатили такая злость и храбрость, что я не сказал, а выкрикнул:

— Все равно не побегу! Начхать я хотел на твою физкультуру, на ГТО и на буксирование! У нас по конституции свобода личности полагается.

Зря все-таки я пересолил насчет свободы личности. Сашка посмотрел на меня как-то чудно и ответил:

— Если ты сейчас не побежишь, я тебя отлуплю. Л после уроков еще добавлю. За вранье.

Я знаю, Сашка — кремень-человек: что скажет, то и сделает. Я не дурак, чтобы ждать, когда он колотушек надает. Поэтому я не только до магазина, а до самой школы в два счета домчался. Когда мы остановились, Сашка заметил:

— Для первого раза сойдет. Весной ты у меня, как пить дать, будешь чемпионом класса.

Я бы ему ответил! Я бы ему такое сказал!… Но не мог. Все мои дыхательные пути были до отказа забиты воздухом. В них даже для самого маленького словечка не осталось места. Вдобавок у меня кружилась голова и противно дрожали колени.