Весь Виктор Телегин (Переиздание) - [7]
— Я Земля, — сказала она. — Возьми меня.
И она опрокинулась на спину, отворяя пизду, истекающую соками. И, превратившись в красного быка, Саша вошел в нее…
— Эге, да мусью Alexzander опять за старое, — услышал он голос дяди Baziley.
Alexzander выдернул руку из панталон. Хуй, готовый уже извергнуть молофью, топорщил панталоны. Бросив взгляд на смеющихся девушек, Саша покраснел.
«Опустись, опустись, пожалуйста», — взмолился он, обращаясь к своему хую.
— Раз уж даже Alexzander готов к соитию, — сказал Тургенев, — полагаю, пора начинать. Как думаете, Софья Астафьевна?
— Как угодно господам. Элеонора, познакомь господ с собой.
Элеонора, словно лебедь, выплыла в центр гостиной. Она явно смущалась: краска заливала ее прекрасное личико. Дотронувшись до шнуровки на плече, девушка дернула веревочку. Платье, шурша, упало на пол.
Хуй Alexzander'a дрогнул, едва не выплеснув все запасы молофьи.
Люстра освещала Элеонору, свет мягко обнимал это великолепнейшее тело. Крепкие небольшие груди упрямо топорщились; под розоватым пупком на треугольной, заросшей белесой травкой лужайке цвела ослепительно-красная роза. Девушка повернулась. Пологие мягкие плечи перетекали в изящные, скованные белыми перчатками, руки; изгиб ее спины был безупречен, а попка… Попку можно было определить только одним словом — «божественная». Стройные, ровные ножки дополняли сладостную картину.
— Безупречна, — прошептал дядя Baziley. — Афродита…
Гл. 6 Да избави нас от лукавага
— Начнем же с Божьей помощью, — сказал дядя Baziley, поднимаясь. — Помоги мне, Наташка.
Грудастая Наташка помогла дяде Baziley снять панталоны и батистовую рубаху. Alexzander отвернулся было, чтобы второй раз за день не смотреть на мерзкое тело Василия Львовича.
— Не поднимается, окаянный, — с отчаянием в голосе проговорил дядя Baziley.
Alexzander повернул голову и увидел, что Наташа взяла в рот синюшную мотню господина Пушкина, а руками ласкает морщинистые яйца дяди.
Дядя Baziley пыхтел, багровея, материл мать, отца и Господа Бога, однако хуй его не желал подниматься.
— Уйди, — зло вскрикнул Василий Львович, отталкивая Наташку. — Ты, как тебя, Элеонора!
Но и розовый ротик Элеоноры не помог беспомощному хую дяди Baziley.
— Может, травки принесть, Василий Львович? — подала голос Софья Астафьевна.
Дядя Baziley покорно наклонил голову.
— Не травка вам нужна, Василий Львович, — подал голос мусью Тургенев.
— А что же, Александр Иванович?
— Le Patrocle zhopa.
— Вы — бес, дорогой Александр Иванович, — засмеялся Василий Львович, теребя мотню жирными пальцами. — Бес, каких свет не видывал.
Александр Иванович кивком головы подозвал Элеонору. Alexzander жадно следил, как девушка помогала мусье Тургеневу раздеваться. Когда она присела, ее пизда раскрылась, маня к себе Сашенькин хуй.
Телом Александр Иванович был похож на дядю Baziley, только кожа на нем не свисала уродливыми складками.
Сашенькины глаза остановились на хуе мусью Тургенева. Ого! Муде огромные, отвисшие, а сам хуй величиной с пастилку.
— Знаете ли, что я подумал? — обратился к Василию Львовичу Тургенев.
— Дак откуда ж мне знать, — отозвался дядя Baziley, ковыряясь пальцем в пизде одной из девушек.
— Я подумал, что лишить девства сей сладкий цветок, — Александр Иванович высунул перламутровый язык и лизнул щеку Элеоноры, — мы позволим нашему jeune eleve? Не так ли?
Василий Львович посмотрел на Сашеньку так, словно только что вспомнил о его существовании.
— Гм. Я не против. А мы посмотрим.
Александр Иванович что-то шепнул на ушко Элеоноры и подтолкнул ее к креслу Сашеньки. Сердце мальчика замерло, потом забилось, опять замерло. Господи, помоги мне! Слава отцу и сыну и святагу духу, от отца исхадящага, живатварящага…
Элеонора улыбнулась Сашеньке, присела перед ним на корточки. Глядя на нее вблизи, Сашенька понял, что она еще моложе, чем показалась вначале. Немногим старше Акульки.
Девушка стянула с мальчика панталоны. Хуй Сашеньки торчал, как солдат на часах у Петергофской заставы.
Элеонора дотронулась пальчиком до хуя Сашеньки, и этого оказалось довольно. Хуй выстрелил молофейкой, в яйцах мальчика происходило такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Он заплакал от радости, слыша откуда-то со стороны чей-то смех, и голоса.
— Ну, чего же ты? — прошептала Элеонора, и жаркие губы припали к губам Саши, ловкий язычок проник ему в рот. Он обхватил горячее тело, как бедный прохожий, попавший в ураган, цепляется за попавшееся дерево. Элеонора и сама дрожала. Сашенька уткнулся лицом в небольшие упругие сиськи, стал лизать их, покусывать. Девушка застонала.
Попкой почувствовав, что хуй Сашеньки снова готов к соитию, Элеонора слезла с мальчика и легла на пол, раскинув ноги. Девственная пизда, лучшее из Господних созданий, явилась пред ним во всей красе.
Он увидел приоткрытые губки, задорно торчащий язычок и саму невинность — розовую пленку с малюсенькой дырочкой, чрез которую сочилась прозрачная влага. Образ Акульки мелькнул на мгновение перед Alexzandeгом и тут же угас.
Сашенька поднялся с кресла и лег на Элеонору. Руки девушки нащупали хуй и направили в лоно. Как горячо! Элеонора вскрикнула. Саша задвигал жопой, целуя соленое от слез лицо девушки. Она извивалась под ним, стонала, покрикивала, но Саша продолжал ебать ее, до тех пор, пока муде не свела болезненная радость, и хуй не выплеснул в нутро Элеоноры молофью. Тогда, обессиленный, мальчик соскользнул на пол. Взглянул на свой хуй — тот был красен от крови, но это уже не испугало Сашеньку, как тогда, с Акулькой.
