Весь мир - чулан - [24]
А там, наверху, Механюк разглядывал часовой механизм и горло своей кукушки. От плача колдуньи Осени пружинки и кукушка покрылись ржавчиной и вместо радостного «тик-так» и «ку-ку» кашляли, сипели и скрипели.
— Потерпите немного, — успокоил их Механюк, — я сейчас.
И кинулся вниз.
— У нас Весна кончилась: лампа погасла, и холодно, — пожаловались ему друзья.
— А масло еще не остыло? — поинтересовался Механюк.
Топ Дорожкин потрогал бок лампы: теплый!
Механюк открыл лампу, зачерпнул пригоршню теплого масла и крикнул:
— Потерпите немного, я сейчас!
Он опять шмыгнул наверх, стараясь не расплескать масло.
Друзья прижались к остывающей лампе и приготовились терпеть.
А Механюк влетел в часы и кинулся к кукушке:
— Выпей-ка тепленького, при простуде помогает!
Он протер маслом все пружинки и шестеренки, погладил кукушку по голове. А она радостно и звонко сказала: «Ку-ку!».
А друзья тем временем советовались.
— Если мы не можем поменять Осень на Весну, мы можем от Осени спрятаться! — сказал Топ Дорожкин. — Там, на неведомых дорожках, я видел средство для прятанья от Осени.
Друзья свесили головы со столешницы и принялись разглядывать старый, с вылезшими спицами зонтик, примостившийся у трехногой табуретки.
— Ну-ка, Кладовкин, притащи-ка… — Топ недоговорил и почесал в затылке.
Кладовкин страшно испугался, что ему сейчас придется расстаться с очередным сокровищем.
— Эх, Топ, тебе бы только новое и неизведанное! — укоризненно сказал он Дорожкину. — А у нас есть проверенные способы!
И Кладовкин кинулся к спиннингу. В мгновение ока отцепил от крючка серебряный лифт Канючки (тоже, между прочим, его сокровище), схватился за крючок и прискакал на край столешницы.
Долго, очень долго друзья забрасывали леску с крючком, стараясь поддеть ручку зонтика. Если бы они узнали, что люди-великаны считают это занятие развлечением, страшно удивились бы. Друзья насквозь вымокли и продрогли. Но когда им наконец удалось подцепить зонтик за ручку и вытащить на столешницу, они так ликовали, что совершенно забыли и о мокрой одежде, и о замерзших руках и ногах!
Но радовались они рано. Потому что зонтик никак не хотел умещаться на столешнице буфета! Ему мешала верхняя пристройка со стеклянными дверцами. Та, в которой жила капризная Канючка.
Зонтик умещался только боком, но от этого было мало толку: на Кладовкина, Топа Дорожкина и Канючку вода- то капала как раз сверху! Вдобавок зонтик никак не хотел лежать на боку смирно, он катался, перескакивая с одной спицы на другую, и друзьям приходилось перепрыгивать через ручку и заодно подхватывать масляную лампу, хоть и погасшую, но все равно остававшуюся бесценным сокровищем Кладовкина.
— Надо подождать Механюка, на него вся надежда, — решили насквозь промокшие и измученные борьбой с зонтиком друзья. И посмотрели вверх: там сквозь частую рябь капель едва угадывался часовой домик их ученого друга.
А Механюку надеяться было не на кого. Вдобавок ко всему, ему нечего было ждать: дырка в потолке была почти над его часами, он видел в щель между досками капризное и опухшее от слез лицо Осени-Плаксы. Ее слезы были смертельно опасны для часов и в особенности для кукушки, чья пружинка так заржавела, что она даже не могла дотянуться до дверцы, не то что весело выпрыгнуть наружу и крикнуть «ку-ку».
Механюку пришлось срочно кинуть на борьбу с Осенью все силы. И не только умственные, но и физические, хотя именно их у ученого друга было немного.
— Надо спрятаться от Осени, надо спрятаться от Осени, — бубнил он, обшаривая взглядом окрестности.
Рядом с его домиком стояла огромная жестяная бочка с трубой и душем на этой трубе. Великаны уносили бочку ранней Весной, использовали ее в своих волшебных обрядах все Лето, а Осенью ставили на буфет. Бочка хоть и была огромной, но пустой внутри (Механюк постучал по ней и услышал звонкое эхо). В ней могло поместиться много осенних слез. Пока Осень наплачет полную бочку, Механюк уж точно что-нибудь придумает.
Механюк, пыхтя и багровея, стал толкать неповоротливую и нелепую конструкцию с трубой и душем под нескончаемую струю осенних слез. Бочка хоть и была пустой, но поддавалась с трудом. Вскоре она оказалась точно под щелью в крыше. Но слезы Осени почему-то не проваливались внутрь, а гулко стучали и отскакивали прямо в лицо Механюку.
Механюк вскарабкался на бочку. Оказывается, дырочка, ведущая в глубину, была не такой уж большой, и чтобы подставить ее под струю, Механюку надо было постараться.
Сначала он напряг все свои физические силы и попробовал еще хоть немного подвинуть бочку. Но та не поддавалась, вдобавок она опасно закачалась над краем буфета, грозя свалиться с грохотом и напугать или даже расплющить его друзей, мокнущих на столешнице.
Тогда Механюк прошептал сам себе: «Что я, Кладовкин, что ли?» — и напряг свои умственные силы.
Умственные силы скомандовали ему схватить еще одну луковицу (надо сказать, сам Механюк такому приказу сильно удивился и несколько секунд с недоумением разглядывал луковицу). Но потом он спохватился и начал закатывать луковицу под нижний край бочки, пока, наконец, дырочка в крышке бочки не попала точно под струю неукротимых осенних слез. В бочке стало гулко, а вокруг — гораздо суше. Механюк сел на крышу буфета, свесил ножки и сказал: «Уф!». А из его домика вылетела на пружинке сухая кукушка и сказала благодарно: «Куку!» — звонким, совершенно не простуженным голосом.
