— На решение этой проблемы, — гордо заявил капитан Уинклер, — потребуется около пяти минут.
И, словно из противоречия, затрещала машинка. Из нее выползла полоска бумаги, и капитан, весьма озадаченный неожиданным проворством Карла, прочел ответ. Челюсть у него немедленно отвисла на пятнадцать сантиметров, и он так и остался стоять, уставившись на листок, точно не веря собственным глазам.
— Ну что там?! — рявкнул генерал.
Капитан сглотнул, но дар речи к нему так и не вернулся. Нетерпеливо фыркнув, генерал вырвал у него листок. Тут настала его очередь изображать человека, которого хватил паралич, только, в отличие от своего подчиненного, он еще и изумительно покраснел от гнева. Несколько секунд он напоминал некую тропическую рыбу, вытащенную из воды, затем, не без легкой борьбы, загадочным ответом завладел пятизвездный генерал — самый старший по званию среди присутствующих.
Его реакция оказалась совершенно иной — он согнулся пополам от хохота.
Младшие офицеры еще минут десять оставались в неведении, но постепенно новости просочились от полковников к капитанам, а от них — к лейтенантам, и вскоре даже рядовые узнали замечательную новость.
Карл обозвал генерала Смита напыщенным бабуином. Точка.
И хотя с Карлом были согласны все, в такой ситуации надо было что-то делать. Что-то, несомненно, было неисправно. Что-то — или кто-то — отвлек внимание Карла от битвы при Геттисберге.
— Где доктор Застенчивый?! — взревел генерал, обретя голос.
Но доктора под рукой не оказалось. Став свидетелем великого момента, он тихо и незаметно удалился. Потом, разумеется, последует возмездие, но оно стоило такого зрелища.
Отчаявшиеся техники очистили память и запустили тесты, заставив Карла выполнять сложные цепочки умножений и делений — компьютерный эквивалент «на дворе трава, на траве дрова». Карл справился с ними безупречно. Тогда ему задали простенькую тактическую задачку, какую даже лейтенант-новичок решил бы и во сне.
Карл ответил: «Прыгни в озеро и утопись, генерал».
И только тогда до генерала дошло, что ему противостоит нечто, выходящее за рамки стандартной операционной процедуры. Перед ним находился механический бунтовщик — как минимум.
После нескольких часов тестирования стало наконец ясно, что же произошло. Где-то в ячейках памяти Карла затаилась восхитительная коллекция оскорблений, любовно собранная доктором Застенчивым. Он закодировал на перфоленте или записал в виде электронных импульсов все то, что хотел сказать генералу сам. Но сделал он не только это: столь простая задача была бы недостойна его гения. Он вставил в Карла нечто, что можно назвать схемой цензуры, и тем самым наделил его властью дискриминации. Прежде чем решить предложенную ему проблему, Карл оценивал ее. Если это была задачка из области чистой математики, он решал ее без возражений. Но если ему подсовывали военную проблему, он выдавал очередное оскорбление. Сделав это двадцать раз, он так и не повторился, и женщин в погонах благоразумно вывели из машинного зала.
Следует признать, что через некоторое время техникам стало не менее интересно узнать, какое новое оскорбление Карл вывалит на генерала Смита, чем копаться в схемах компьютера. Карл начал с простых оскорблений и удивительных генеалогических предположений, после чего плавно перешел на подробные инструкции, даже самые невинные из которых нанесли бы немалый ущерб достоинству генерала, а более изобретательные — весьма серьезно угрожали бы его физической целостности. И то, что все эти послания немедленно после извлечения из машинки автоматически получали гриф «Совершенно секретно», служило для адресата малым утешением. Он знал с мрачной уверенностью, что эти листки станут хуже всего охраняемым секретом холодной войны и что ему пора подыскивать гражданскую профессию.
И эта ситуация, джентльмены, не изменилась до сих пор. Инженеры все еще пытаются отыскать дополнительные блоки, вставленные доктором Застенчивым, и они их, несомненно, отыщут — это лишь вопрос времени. Зато Карл пока остается несгибаемым пацифистом. Он совершенно счастлив, играя с теорией чисел, вычисляя таблицы логарифмов и решая арифметические проблемы в целом. Помните знаменитый тост: «За чистую математику — чтобы она всегда и для всех оставалась бесполезной»? Карл бы к нему присоединился…
Но едва кто-то делает попытку его перехитрить, он объявляет забастовку. Память у него замечательная, и надуть его невозможно. Он хранит данные о половине великих битв мира и способен немедленно распознать любую их вариацию. И хотя уже пытались замаскировать тактические задачи, представив их в виде математических проблем, подделки он распознает с ходу. И выдает очередной привет генералу.
Что же касается доктора Застенчивого, то с ним никто не смог ничего сделать, потому что у бедняги быстро случился нервный срыв. Доктор пострадал подозрительно вовремя, зато он, несомненно, имеет полное право утверждать, что давно уже находился на грани. По последним сведениям, он преподает матричную алгебру в теологическом колледже в Денвере и клянется, что начисто позабыл все, что происходило, когда он создавал Карла. Как знать, возможно, он говорит правду…
