Вертикальный мир - [18]

В голосе ее явно чувствуется боязнь отказа. Догадывается ли она, что он в первый раз натянул женщину своего круга? А что, если б он рассказал ей о том, что все его приключения происходили в Варшаве, Рейкьявике, Праге и других грязных городах? Удивительно, как это он раньше боялся прийти к Мэймлон? Теперь он не сомневается, что снова придет к ней.

Джесон уходит, сопровождаемый фейерверком улыбочек, смущенных взглядов и подмаргиваний. На прощанье Мэймлон посылает ему воздушный поцелуй.

Бросив взгляд на часы, он видит, что еще довольно рано. А ведь весь смысл его затеи будет утрачен, если он придет домой вовремя! Поэтому он садится в лифт, едет в свой кабинет и убивает там два часа. Затем, вернувшись в Шанхай чуть позже 18:00, он идет в соматический зал и ложится в ментованну. Плавные пульсации психоволн несколько успокаивают его, но он плохо реагирует на психосоматические вибрации, и его мозг заполняется видениями разрушенных почерневших гонад, заваленных поврежденными балками и глыбами взорванного бетона. Тогда он выбирается из ванны. Экран в раздевалке, отреагировав на его излучение, обращается к нему:

— Джесон Квиведо, ваша жена разыскивает вас.

Прекрасно! Для обеда уже поздно. Пусть позлится. Он кивает экрану и выходит. Погуляв по залам около часа, петляя с 700-го этажа до 792-го, он наконец спускается на свой этаж и направляется домой. Экран в холле у лифта сообщает ему, что его розыски продолжаются.

— Иду, иду, — недовольно бормочет он.

Микаэла выглядит обеспокоенной и в то же время обрадованной его приходом.

— Где ты был? — спрашивает она, как только он появляется в комнате.

— О, везде и повсюду.

— Тебя не было на работе. Я пыталась тебя вызвать. Пришлось подключить сыщиков.

— Будто я потерявшийся ребенок!

— Ну, это на тебя не похоже. Ты не зря исчез посреди дня.

— Ты уже обедала?

— Я ждала тебя, — кисло отвечает она.

— Тогда давай поедим. Я проголодался.

— А ты не собираешься оправдываться?

— Потом, — он пытается создать атмосферу тайны. Он едва замечает, что ест. Затем, как обычно, возится с малышами, пока они не укладываются спать. Тщательно подбирая слова, он про себя повторяет все, что выскажет Микаэле. Внутренне он пытается выработать деланную самодовольную улыбку. В этот раз он нападет первым.

Микаэла всецело поглощена передачей. Тревога ее по поводу его пропажи, кажется, уже прошла. Наконец Джесон не выдерживает:

— Ты, кажется, хотела знать, где я сегодня был?

— А где ты сегодня был? — она взглянула на него с беззаботной улыбкой, как ни в чем не бывало.

— Я ходил к Мэймлон Клавер.

— Ты?! Средь бела дня?

— Я.

— Она была хороша?

— Великолепна! — говорит он, сбитый с толку беззаботностью Микаэлы. — Сверх всяких ожиданий.

Микаэла смеется.

— Это так забавно? — спрашивает он.

— Нет, это ты забавен.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Все эти годы ты запрещал себе блудить в Шанхае и ходил к неряхам. Теперь же, по самой глупой причине, ты наконец позволил себе Мэймлон…

— Ты знала, что я никогда не блудил здесь?

— Конечно, знала, — говорит она. — Женщины все рассказывают друг другу. Я расспрашивала своих приятельниц — ты ни разу не натягивал ни одну из них. Я проследила за тобой: Варшава, Прага… Зачем ты ходил туда, Джесон?

— Сейчас это уже не имеет значения.

— А что имеет?

— А то, что я провел день в постели Мэймлон.

Молчание.

— Ты идиот!

— Сука!

— Неудачник!

— Стерильная!

— Хам!

— Подожди, — говорит он, — а зачем ты ходила к Сигмунду?

— Подразнить тебя, — признается она. — Он карьерист, а ты нет. Я хотела тебя завести, заставить что-нибудь предпринять.

— Ты нарушила обычаи и прелюбодействовала днем с мужчиной по своему выбору. Нехорошо, Микаэла. Я бы сказал, не по-женски.

— Зато ставит все на свои места: женственный муж и мужеподобная жена.

— Дикарка! — кричит он и дает ей пощечину. — Как ты могла?

Потирая щеку, она отодвигается от него.

— Дикарка? Я? Ах ты, варвар! Да я бы могла упечь тебя в Спуск за…

— А я бы мог тебя упечь в Спуск за…

Оба останавливаются и смотрят друг на друга.

— Тебе не следовало бить меня, — говорит она немного погодя.

— Я был возбужден. А ты нарушила правила.

— У меня были свои причины…

— Даже имея причины, нельзя! — говорит он. — В любом случае это может привести сюда нравственных инженеров.

— Ты молчаливый болтун, — в голосе ее слышится нежность. — Мы, наверное, стерилизовали полэтажа своими криками. Какой был в этом смысл, Джесон?

— Я хотел, чтобы ты поняла кое-что о себе. Свою, безусловно, архаичную психологическую сущность, Микаэла. Если бы ты только могла взглянуть на себя со стороны. На последствия своих мелочных побуждений… Мне не хочется снова начинать ссору, я только пытаюсь объяснить тебе…

— А твои побуждения, Джесон? Ты так же архаичен, как и я. Мы оба атависты. Обе наши головы полны примитивных нравственных пережитков. Разве не так? Разве ты не видишь?

Конечно! Он отходит от нее. Встав спиной к ней, он тычет пальцем кнопку включения душа и ждет, пока психическое напряжение отпустит его.

— Да, — произносит он спустя долгое время, — да, я вижу. У нас только внешний лоск гонадского образа жизни. А под ним — ревность, зависть, эгоизм…