Вершители наших судеб. Трилогия измен - [13]

«Общество, в котором осталась классовая разница между рабочим и крестьянином, не есть ни коммунистическое, ни социалистическое общество» (Там же, т.38, с.353).

«Пока остаются рабочие и крестьяне, до тех пор социализм остается неосуществленным» (Там же, т.40, с.304).

«Социализм будет тогда, когда не будет классов, когда все орудия производства будут в руках трудящихся» (Там же, т.42, с.307).

«Будет диктатура пролетариата. Потом будет бесклассовое общество» (Там же, т.43, с.100).

«Сейчас, проходя ваш зал, я встретил плакат с надписью: «Царству рабочих и крестьян не будет конца». И… когда я прочитал этот странный плакат, я подумал: а ведь вот относительно каких азбучных и основных вещей существуют у нас недоразумения и неправильное понимание. В самом деле, если бы царству рабочих и крестьян не было конца, то это означало бы, что никогда не будет социализма, ибо социализм означает уничтожение классов, а пока остаются рабочие и крестьяне, до тех пор остаются разные классы, и, следовательно, не может быть полного социализма» (Там же, т.43, с.130).

Однако И.Сталин извратил эту «азбучную и основную вещь», ревизовал программную цель партии на установление бесклассового общества. Объявив о победе социализма в Конституции 1936 года, он, тем не менее, представил социализм «классовым обществом» с «совершенно новыми классами», дабы сохранить диктатуру пролетариата как личную опору власти. (См. И.Сталин. Вопросы ленинизма. ГПИ, 1952, с. 548–550). Именно отсюда, а не с социалистической революции начались наши беды.

Критики сталинизма обычно сводят все к злой воле Сталина и его окружения. На самом деле, наоборот, произведенный теоретический подлог позволил «воле» (и не только Сталина, но и множества рядовых членов общества) стать «злой».

Если бы социализм, в соответствии с логикой исторического развития и учением марксизма, был признан бесклассовым обществом, то соответственно предстояло поменять и надстройку. Неклассовому обществу должна соответствовать неклассовая же надстройка. А это означало такую демократизацию жизни снизу доверху, какая и не снилась ни одной буржуазной демократии. Предстояло перейти к самоуправлению народа.

Но Сталин, навязав мнение о «классовости» социализма, тем самым «обосновал» сохранение диктатуры пролетариата. То есть, он перенес государство переходного периода за рамки исторического предназначения: государство, рассчитанное на классовую борьбу (со всеми его органами насилия и подавления, идеологической непримиримостью, командно-административными методами руководства, политическим способом управления и т. п.), вынес на неклассовую почву, где оно естественно предстало полной противоположностью к заложенному в нем смыслу. Поскольку врага уже не было, вся его махина обрушилась на своего же собственного субъекта, трудящийся народ. Диктатура пролетариата, оказавшись без пролетариата как класса, легко превратилась в диктатуру личности с приводным ремнем в лице партии.

Таким образом, с самого своего появления социализм был отягчен не соответствующей себе надстройкой. Он оказался недостроенным как общественно-экономическая формация. Хотя социальная структура общества изменилась (рабочие и крестьяне, вместе с интеллигенцией, стали равноправными трудящимися слоями, вследствие сохраняющегося социального разделения труда), людьми продолжали управлять как классами. Их постоянно побуждали к борьбе, вместо того, чтобы они развивались и проявляли себя как труженики, как личности. Политическая лояльность, преданность значили больше, чем деловые качества, профессионализм, компетентность, просто способности.

Приступая в 1961 году к строительству коммунизма, Хрущев назвал имевшуюся тогда надстройку «общенародным государством» (с подачи одного из разработчиков третьей Программы КПСС Д.И.Чеснокова), но практически поменял лишь бирки, ибо все основные органы изжившей себя государственности оставил без изменений. Культ личности поменял фамилию, репрессии изменили форму, «диктатура пролетариата» продолжала действовать. Увы, время застоя заложил Хрущев.

Когда нами занялся Горбачев, ему следовало лишь достроить социализм, а не перестраивать его. Дать соответствующую социалистическому базису надстройку, устранив «диктатуру пролетариата». Но вместо того, чтобы срезать источник бесправия, он взялся, по наущению либеральной интеллигенции, строить так называемое «правовое государство». По образу и подобию буржуазной демократии, т. е. исторически пройденного для нас типа государства. В дополнение к одной надстройке он стал надстраивать еще одну. К той, что права нарушала, добавил ту, что призвана была их защищать. Получилось, разумеется, не правовое государство, а чудище о двух грызущихся головах, которые, в конце концов, и сцепились в августе 1991 года. Но, ни прав, ни свобод от этого больше не стало.

Да и не могло стать. «Демократы» просто овладели «диктатурой пролетариата», для себя. Реформировали ее под свою руку, под свою идеологию. И принялись не надстройку приводить в соответствие сложившемуся базису, а ломать базис, капитализировать его, чтобы привести в соответствие, наоборот, надстройке, меняя естественно «диктатуру пролетариата» на диктатуру нарождающейся буржуазии.