Впереди толпы медленно шел Тэфу, припадая на одну ногу, гребень его вяло спадал на затылок, тугая повязка, наложенная на голову, плотно закрывала глаза. Вслед за ним, наугад, шатаясь из стороны в сторону, брел Доби, пока, наконец, не наткнулся лбом на выступ знакомой с детства скалы и не сполз обессилено в дорожную пыль. Медленно садилось солнце.
— Деси?! — пронзительно воскликнула Вети, и от аз вопля толпа встречающих шарахнулась в сторону, сервиз несчастную наедине со своим горем.
— Он не захотев возвращаться с нами, — прошептал Доби, — Он лишь смотрел, как мы уходим.
— Он остался добровольно?! — Вери от ужаса прикрыла руками рот. — Его не заставили там остаться эти пришельцы?
— Добровольно? — переспросил Доби, глядя сквозь Вети незрячими глазами. — Заставили насильно? Нет. Ему никто не связывал рук и никто не стоял на его пути! — И Доби удивленно, словно впервые, потрогал свои незрячие глаза, из которых катились мелкие слезы.
— Ну откройтесь же, — умоляюще прошептал он, — где же свет?
— Расскажите мне! — воскликнула Вети. — Да расскажите мне наконец!
Доби бесцельно возил руками по бархатистой пыли.
— У них есть все, — начал он свой рассказ, — и они настоящие волшебники. Пришельцы могут дать нам много интересных и прекрасных вещей для наших дэви. Мы никогда не видели таких чудесных вещей. У них есть страшное оружие против кровожадных куту, у них есть орудия, при помощи которых мы будем возделывать наши поля…
— А Деси? Где же Деси? — с тревогой и болью в голосе переспросила Вети.
— Деси увидел все это, и ему захотелось всего, — пророкотал Тэфу. — Его дэви было сброшено с куртки еще до захода солнца. Он был как ребенок на цветущем лугу, который хватает цветок, но видит рядом еще более красивый и бросается к нему… Этой погоне нет конца.
— Нет. Он вернемся, — возразила Вети. — Его любопытство должно рано или поздно иссякнуть…
— Он вернется так, как вернулся Виат! — прорычал Тэфу. — Он вернется так, как возвратились я и Доби! — Протянув вперед руку, он закричал, едва, сдерживая слезы: — Сколько пальцев я держу перед собой, а?! Шесть? Два? Один?! Я их никогда не увижу!!
— Мы изменим место стоянки, — сказал кто-то из толпы. — Пришельцы нас никогда больше не найдут.
— Они не хотят зла, — слабо веря в свои слова, прошептала Вети, — они не сделают Деси ничего плохого. Он непременно вернется.
— Так, как вернулся я, — упрямо повторил Тэфу. — Я был среди них, и смертоносное дыхание пришельцев ослепило меня. И только Время и Ушедшие смогут ответить, вернется ли ко мне когда-нибудь зрение. Один из них долго говорил со мной. Он рассматривал мои глаза. Он заботился обо мне. Но я все равно ослеп.
— А ты? — обратилась Вети к Доби. — Ты тоже пострадал?
— Я не подходил к ним близко, — ответил тот, — но это не помогло. — Он обнажил ногу. От колена до бедра шла глубокая рана, рваные края которой блестели странным тусклым блеском. — Я был среди деревьев, — продолжал Доби, — когда услыхал за спиной вой куту. В это время в руках пришельца блеснула молния, и вой прервался. Я бросился в кусты, и… — его рука очертила контур раны.
— Но Деси…
— Деси вел себя как нищий маю, — оборвал восклицание Вети низкий голос Тэфу. — Он ходил за пришельцами с протянутой рукой. “Постойте, постойте, — кричал он нам вслед, — с помощью этих вещей мы будем править миром!” А зачем нам править миром? В мире нет ни первых, ни последних, и солнце светит всем одинаково. Почему мы должны грабастать вещи, цена которым — дорожная пыль, чтобы потом управлять нашими братьями?
— Оплачь его смерть, — прошептал Доби, — тысячи смертей окружают его сейчас. И даже если тело его вернется в поселок, то сердца его с нами уже не будет никогда. Оплачь его!
— Да! — пророкотал Тэфу. — Оплачь его и воздай хвалу небу за то, что поселок наш надежно укрыт от чужих глаз и пришельцы никогда уже не посеют здесь семена зла, из-за которых мы потеряли Виата и Деси.
— Табу, — тихо, но твердо произнес Доби. — Отныне тропа к ним закрыта навсегда.
Вети, распростершись в пыли на тропинке, оплакала Деси, сжимая в руках его киом, киом, который Деси, уходя, оставил ей, как часть своего сердца.
Почти неслышно к Вети подошла мать Виата и стала рядом, чтобы разделить горе, которое постигло их обеих.
— Твоя печаль не может сравниться с моей! — закричала Вети, заламывая руки. — Ты смогла приколоть киом к его груди, ты оплакала его тело и предала его земле! Не смей плакать со мной! Ты знаешь, что Виат на пути в Мир Усопших, а путь Деси мне сейчас неведом! Жив ли он? Может быть, он умирает сейчас в диких зарослях без пелу, который осветил бы ему путь после смерти! Может быть, он, слепой и искалеченный, ползет по нашей тропе? Я оплакиваю свою надежду. А это страшнее, чем оплакивать смерть! Уйди — я хочу остаться одна!
Вети рыдала до тех пор, пока слезы ее не истощились и рыдания не перешли в глухие стоны. Ее никто не трогал, зная, что Вети проводит свою печаль и снова станет прежней.
Жизнь в поселке шла своим чередом.
Но вот настал день, когда все жители поселка гурьбой высыпали на тропу, ведущую в лагерь пришельцев. Все, оцепенев, смотрели на то, как в поселок, стеная и прихрамывая, входил Деси.
