Верочка - [20]

Шрифт
Интервал

— Так вот насчёт дела, друг мой! — любезно и почти весело начал Сергей Ипполитович, дотронувшись до моей руки. — Так как ты уезжаешь сегодня, то не мешало бы…

Но я прервал его. При виде этого благообразного лица, прикрывающего ненависть ко мне милой улыбкой, и этого лба, вспотевшего от сдерживаемой злобы, и этих глаз, горящих стальным блеском, я вышел из себя и закричал:

— Уходите! Всё сделаю, как обещал, но уходите, уходите!

XIV

Опять я в дороге, опять мелькают станции, вёрсты, телеграфные столбы, мосты, города, деревни, леса, реки; опять движется и проходит передо мной тысячная толпа людей, и опять я один.

Я пробовал читать, но мысль о пережитой мною драме неотвязно преследовала меня. Пробовал знакомиться и разговаривать с пассажирами, и вдруг, среди разговора, забывал, о чём идёт речь, и рассеянно смотрел в даль. Примащивался спать, чтоб ничего не видеть, не слышать и не думать, и всё видел её, всё слышал её голос и всё думал, что может быть ещё не всё потеряно.

Не всё!!

Мало-помалу утешительная мысль эта возобладала над всеми другими мыслями моими, и, подъезжая к ***, я уж создал целый план нового похода на сердце Верочки, на этот раз с самым благополучным окончанием. Я сел в санки и помчался по улицам родного города.

Город ласково глядел на меня. После Петербурга, он показался мне таким уютным и весёлым! Синее солнечное небо огромным куполом раскинулось над ним. В спокойном воздухе столбами поднимался дым из труб. Серебристый иней осыпался на деревьях, подобно белым весенним цветам. Высились заиндевелые тополи, с детства примелькавшиеся дома полуготической, полудачной архитектуры; на пригорке краснело, окружённое дремлющим садом, громадное здание университета. Сердце моё крепко билось.

Когда извозчик подвёз меня к дому, я почувствовал большое удовлетворение. «Лягу и засну», — думал я, разбитый усталостью. Но вдруг мне вспомнился портрет Сергея Ипполитовича. Павел выбежал навстречу. Я торопливо пошёл в Верочкину комнату.

К величайшему моему удивлению, портрет висел над кроватью: он был в такой же бархатной рамке и под тем же овальным гранёным стеклом.

Я с недоумением взглянул на Павла.

— Это вы распорядились?

— Изволили тогда нечаянно ножкой приступить… — начал он.

Комната, недавно бывшая для меня такой таинственной, не представляла теперь ничего загадочного: я знал, отчего улыбается портрет Сергея Ипполитовича, и почему так много этих Сергеев Ипполитовичей на стенах Верочкиной спальни. Но притягательности она не утратила, и я долго стоял здесь, с рыдающей болью в душе, глядя на окружающие меня предметы — на рабочую корзинку Верочки, её цветы, её постель…

Беппо с лаем кинулся ко мне на грудь и вывел меня из задумчивости. Я обнял его, крепко как человека, и поцеловал. Он прыгал, тыкал в руку холодным носом, и шерсть его лоснилась на солнце.

— Ты мой единственный друг, милый Беппо, ты скучал без меня, похудел… Иди, я накормлю тебя.

На другой день, рано утром, когда ещё не совсем рассвело, и бледный сумрак наполнял комнату серыми тенями, я уж сидел в кресле и писал… к Верочке. В письме я желал ей счастья, заклинал её не сердиться на меня, просил забыть мою назойливую любовь, и опять говорил о любви, и молил позволить мне хоть во сне любить её. Слёзы капали на бумагу, и я со сладостным ужасом посматривал на винтовку, висевшую над кроватью. Затем ложились под перо робкие фразы о том, что я, может, покончу с собою, и тогда пусть она пожалеет меня, потому что я одинок и несчастен. От угроз я переходил ко вздохам, от жалоб к упрёкам. Исписав лист, я разорвал его и принялся писать другое письмо. «Нет, — думал я, — напишу ей просто, что, повинуясь роковой необходимости, я стушёвываюсь, но это не значит, что я способен разлюбить её. Я останусь верен ей, и образ её никогда не умрёт в сердце моем. Ни одна женщина в мире не затмит этого образа, и в каждой капле крови моей он будет отражаться до тех пор, пока кровь будет струиться в жилах, как солнце горит в росе до тех пор, пока она не высохнет». Сравнение это понравилось мне, и, отложив письмо в сторону, я живо набросал стихотворение. В тот день я ходил растрёпанный, неумытый, погружённый в себя, и голова моя была полна странного угара. Я видел в себе поэта, показавшегося мне серьёзной силой. Печальный и грустный, поэт до глубины души был оскорблён в чистейшем порыве своём. Он был великодушен, он бросил целое состояние врагу и сумел сохранить душевную чистоту там, где враг наверное загрязнился бы. Пошлое блаженство Сергея Ипполитовича ничем не смущено, и на совести Верочки нет пятна. Поэту было чем гордиться. Но он любит, — и слёзы кипят в его сердце, и больно ему, и негодует он, и хочет отомстить врагу. О, если бы заронить сомнение в грудь бедного ребёнка, открыть ему глаза, показать, до чего мелок и ничтожен Сергей Ипполитович, и как он порочен! Я стал припоминать слухи о Сергее Ипполитовиче, которым прежде не хотел верить и которым верил теперь от всей души. Огромный обвинительный акт против дяди быстро сложился в моём уме. Я сравнивал его и себя, и удивлялся, как можно было предпочесть мне этого старого сатира. Рисуясь пред самим собою, закутанный в поэтический плащ, я предвкушал сладость будущего. В один прекрасный день я сорву маску с негодяя: я выслежу его, и пусть тогда Верочка увидит, кто погубил её. Разумеется, она заболеет с горя и отчаяния, но тут явлюсь я и протяну ей руку.


Еще от автора Иероним Иеронимович Ясинский
Пожар

Ясинский Иероним Иеронимович (1850–1931) — русский писатель, журналист, поэт, литературный критик, переводчик, драматург, издатель и мемуарист.


Роман моей жизни. Книга воспоминаний

«Книга воспоминаний» — это роман моей жизни, случайно растянувшийся на три четверти века и уже в силу одного этого представляющий некоторый социальный и психологический интерес. Я родился в разгар крепостного ужаса. Передо мною прошли картины рабства семейного и общественного. Мне приходилось быть свидетелем постепенных, а под конец и чрезвычайно быстрых перемен в настроениях целых классов. На моих глазах разыгрывалась борьба детей с отцами и отцов с детьми, крестьян с помещиками и помещиков с крестьянами, пролетариата с капиталом, науки с невежеством и с религиозным фанатизмом, видел я и временное торжество тьмы над светом.В «Романе моей жизни» читатель найдет правдиво собранный моею памятью материал для суждения об истории развития личности среднего русского человека, пронесшего через все этапы нашей общественности, быстро сменявшие друг друга, в борьбе и во взаимном отрицании и, однако, друг друга порождавшие, чувство правды и нелицеприятного отношения к действительности, какая бы она ни была.


Личное счастье

«Почтовая кибитка поднялась по крутому косогору, влекомая парою больших, старых лошадей. Звенел колокольчик. Красивая женщина лет двадцати семи сидела в кибитке. Она была в сером полотняном ватерпруфе…».


Наташка

«В углу сырость проступала расплывающимся пятном. Окно лило тусклый свет. У порога двери, с белыми от мороза шляпками гвоздей, натекла лужа грязи. Самовар шумел на столе.Пётр Фёдорович, старший дворник, в синем пиджаке и сапогах с напуском, сидел на кровати и сосредоточенно поглаживал жиденькую бородку, обрамлявшую его розовое лицо.Наташка стояла поодаль. Она тоскливо ждала ответа и судорожно вертела в пальцах кончик косынки…».


Гриша Горбачев

Ясинский Иероним Иеронимович (1850–1931) — русский писатель, журналист, поэт, литературный критик, переводчик, драматург, издатель и мемуарист.


Втуненко

«Дом, в котором помещалась редакция „Разговора“, стоял во дворе. Вышневолоцкий вошел в редакцию и спросил в передней, где живет редактор „Разговора“ Лаврович.– А они тут не живут, – отвечал мальчик в синей блузе, выбегая из боковой комнаты.– А где же?– А они тут не служат.– Редакция „Разговора“?– Типография господина Шулейкина…».


Рекомендуем почитать
После потопа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жену купил

«Утро. Кабинет одного из петербургских адвокатов. Хозяин что-то пишет за письменным столом. В передней раздается звонок, и через несколько минут в дверях кабинета появляется, приглаживая рукою сильно напомаженные волосы, еще довольно молодой человек с русой бородкой клином, в длиннополом сюртуке и сапогах бурками…».


Девичье поле

Алексей Алексеевич Луговой (настоящая фамилия Тихонов; 1853–1914) — русский прозаик, драматург, поэт.Повесть «Девичье поле», 1909 г.



Кухарки и горничные

«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.


Алгебра

«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».