Вернувшийся к рассвету - [15]

А я беру в руку остро отточенный карандаш и рисую на вырванном из тетради листочке кружок и вписываю в него одно слово: «Деньги». Потом пишу под кружком вопрос — где взять? И сразу же строчу следующий — как взять? Поставил себе задачу и начинаю искать пути её решения.

Решу, обязательно решу, дайте только срок!

Глава третья

В закутке за гаражами ветер почти не выдувал тепло из-под тонкого пальто, в которое кутался Гера, но ему всё равно было очень холодно. Холодно, больно, обидно и страшно. Холодно от пронизывающего до костей ледяного ветра. Больно по причине разбитой губы, сломанного носа и наливающейся тяжелой сине-багровой опухолью под левым глазом, а обидно из-за отобранного товара. Страшно же Гере становилось при мысли о том, как с ним поступит Сова.

Убьёт, точно убьёт! Товара ведь на целых две сотни отняли да ещё на словах кое-что передать велели, а Сиплого он лишь за полсотни могилу себе рыть заставил! Сиплый, крыса, конечно, сам виноват — все вырученные с продажи кассет «филки» на себя спустил и свою марамойку, а потом божился, что менты из седьмого райотдела деньги отмели, но как он плакал, как он плакал! В ногах валялся, у Совы ботинки всё облизать норовил, но тот только рукой махнул — закапывайте и на Сиплого посыпались твёрдые комья земли. Достали потом Сиплого из могилы, разумеется, Сова сам и велел, но вот только глаза у Сиплого были уже совсем мёртвые. Пустые глаза, без мысли, без жизни. Сова ему в эти оловянные пуговицы заглянул, поискал там что-то, а потом, помолчав и закусив губу приобнял Сиплого за плечи и, наклонившись тихо шепнул ему в ухо:

— В церковь сходи, Костя, Богу помолись — он добрый, он простит. А я злой, я не прощу, и лучше для тебя будет из города уехать. На стройку комсомольскую.

И такой запредельной жуть от голоса Совы потянуло, что невольно подслушавший его слова Гера обмочился. Не полностью, сдержаться сумел, чуть письнул в штаны, но ну его на фиг такое от Совы услышать в свой адрес. Лучше сразу ноги в руки и на ближайший поезд, куда подальше, на самую дальнюю стройку комсомольскую, чем потом идти как пластмассовый робот на батарейках, механически переставляя негнущиеся ноги. Сиплый так и шел, не по живому.

— У, суки, красные!

Гера от бессилия зарычал и с размаху ударил кулаком по обледенелой железной стенке гаража. Грохнуло гулко, обвалился с крыши снежный нарост. Выступили капельки крови на разбитых костяшках. Он лизнул языком солёные красные капельки и замер, прислушиваясь. Кто-то шел по заметённой снегом тропинке, и снег скрипел под его ногами.

«Вот и всё».

Руки Геры безвольно опустились, плечи сгорбились, и он беспомощно уставился на тёмную щель прохода в ожидании появления приближающегося человека.

— Здорово, морда толстая! Эк как тебя от мороза приколбасило! Чистый, мля, снеговик, только морковки и метлы не хватает! Давно меня ждёшь?

Появившийся из темноты веселящийся Длинный глубоко затянулся и щелчком отправил куда-то в сумрачное вечернее небо окурок. Гера проводил взглядом рукотворный метеорит и шумно выдохнул:

— Длинный! Длинный, тут такое дело…. Сова если узнает…

Он пытался сказать что-то еще, но не выдержал и заплакал. Заплакал надрывно, дёргаясь всем телом, с хлюпающим красной юшкой сломанным носом, размазывая слёзы, сопли и кровь по бледному лицу.

— Так, Гера, давай, б…ь, соберись! Ты чего как бикса тут развылся? Что случилось, говори толком!

Но Гера лишь взахлёб рыдал и нечленораздельно мычал сквозь частые всхлипы. Длинный смотрел на избитого приятеля и прикидывал, как поступить — вести этого рыдающего жирдяя сразу к Сове или сперва зайти с ним в пельменную на Мира? Время нормальное, семи ещё нет, сегодня там Татьяна на смене и у неё обязательно найдётся под прилавком припрятанная бутылка хорошей водки. Заставить выпить жирдяя — в себя пусть придёт, вон как трясёт его! И накатить грамм по полста самому — для храбрости, так как всё равно, хоть и не хочется, придётся вести Геру к Сове, дело-то явно непростое и очень серьёзное. Гнилое по ощущению, дело.

Я смотрел на стоящих передо мной понурившихся Геннадия Селькова и Антона Кошкина — Геру и Длинного и ждал, когда эти орлы наберутся храбрости начать рассказ о своём горе. Хотя, какие они орлы! Оба в снегу по самые воротники, алкоголем прёт за километр, глаза в сторону отводят, только что ножкой по бетонному полу не шаркают. Гера сильно избит и его левый глаз уже полностью заплыл. Медным пятаком тут уже не отделаешься, гематома качественная и, скорее всего, лопнули глазные сосуды. Кто же его так? У кого смелости хватило тронуть моего человека? Ладно, сам расскажет!

Злился я на них — сидел, ни кого не трогал, справочник по химии конспектировал и вот на тебе, на ночь глядя припёрлись две «матушки» ровно в половине одиннадцатого. Топтались, сопели и курили в подъезде минут пятнадцать, не меньше. Табаком здорово тянуло в квартиру. Алинка с Маринкой притащили с кухни табуретку и подглядывали за ними в глазок, периодически сменяясь и докладывая мне оперативную обстановку. Потом, наконец, решились позвонить. Длинный протянул руку к дверному звонку и тут я открыл дверь.