Вернувшиеся - [5]

Т ё н н е с е н.   Даже слишком. Так что я лично не против, чтобы снова началась заваруха. Хоть какое развлечение.

Р ё р л у н д.   Мне кажется, без таких развлечений можно обойтись.

Т ё н н е с е н.   Это уж кто как устроен. Некоторым людям время от времени нужно для встряски побузить. А жизнь в маленьком городе мало что может им предложить, и трудно рассчитывать… (Листает книгу Рёрлунда.) «Женщина – служанка общества». Это что за чушь?

Г о с п о ж а   Б е р н и к.   Господи, Хилмар, разве можно так говорить? Ты эту книгу наверняка не читал.

Т ё н н е с е н.   Не читал и читать не собираюсь.

Г о с п о ж а   Б е р н и к.   Ты себя неважно чувствуешь, да?

Т ё н н е с е н.   Да, неважно.

Г о с п о ж а   Б е р н и к.   Ты плохо спал ночью?

Т ё н н е с е н.   Плохо не то слово. Вчера вечером моя болезнь выгнала меня на прогулку, я зашел в клуб и взялся там читать отчет полярной экспедиции. Как все же укрепляет дух и волю, когда наблюдаешь за человеком в его борьбе со стихиями.

Г о с п о ж а   Р у м м е л ь.   Но вам это, выходит, на пользу не пошло, господин Тённесен.

Т ё н н е с е н.   Нет, мне это вышло боком. Я всю ночь ворочался в полудреме, и мне снилось, что меня преследует огромный морж.

У л а ф   (появляется на террасе). За тобой гнался морж, дядя?

Т ё н н е с е н.   Мне это приснилось, балбес! А ты все играешь с потешным луком? Уж завел бы себе настоящее ружье что ли…

У л а ф.   Да я бы мечтал, но…

Т ё н н е с е н.   В таком ружье хоть смысл есть. К тому же стрелять всегда волнительно.

У л а ф.   Ух, я бы медведя застрелил! Но нет, дядя, отец не позволяет.

Г о с п о ж а   Б е р н и к.   Хилмар, в самом деле, не забивай ему голову глупостями.

Т ё н н е с е н.   Ну и поколение подрастает, Бог мой! Все помешаны на спорте, но спорт – чистое баловство, а вот стремления закалить себя, мужественно встретить опасность лицом к лицу у молодых нет и в помине. И не тычь ты в мою сторону луком, дурень, он может выстрелить.

У л а ф.   Не может, дядя, стрелы нет.

Т ё н н е с е н.   Наверняка знать никогда нельзя, а вдруг в нем все-таки есть стрела? Убери его, я сказал! Черт, и чего ты давным-давно не сбежал в Америку на каком-нибудь папашином корабле? Посмотрел бы на охоту на бизонов или сразился с краснокожими.

Г о с п о ж а   Б е р н и к.   Хилмар, право…

У л а ф.   Я бы с удовольствием, дядя. Тем более вдруг я там встречу дядю Юхана и тетю Лону.

Т ё н н е с е н.   Хм… не болтай.

Г о с п о ж а   Б е р н и к.   Улаф, шел бы ты лучше в сад.

У л а ф.   Мама, а на улицу мне можно?

Г о с п о ж а   Б е р н и к.   Можно, но недалеко, запомни, наконец.

Улаф выбегает за калитку.

Р ё р л у н д.   Господин Тённесен, негоже забивать ребенку голову такими глупостями.

Т ё н н е с е н.   Конечно, зачем? Пусть растет домоседом, за порог ни-ни. Тут таких много.

Р ё р л у н д.   Что ж вы сами не уезжаете, однако?

Т ё н н е с е н.   Я? С моей болезнью? Ну да, здесь в городе ее в расчет не принимают… Но у человека есть еще и обязательства перед обществом, в котором он живет. Должен здесь оставаться хоть один, кто несет идеалы высоко, как знамя? Господи, опять он вопит. Уф-уф-уф…

Д а м ы.   Кто вопит?

Т ё н н е с е н.   Я не знаю. Но они так громко разговаривают в кабинете, я нервничаю.

Г о с п о ж а   Р у м м е л ь.   Кажется, это мой муж. Он привык, господин Тённесен, выступать при большом стечении народа….

Р ё р л у н д.   Остальные тоже не шепотом разговаривают, как я слышу.

Т ё н н е с е н.   Бог мой, речь-то о деньгах. В этом городе все обсуждения упираются в мелочные денежные соображения. Уф-уф-уф…

Г о с п о ж а   Б е р н и к.   Это все же лучше, чем как раньше, когда все заканчивалось развлечениями.

Г о с п о ж а   Л ю н г е.   Неужели все было так плохо?

Г о с п о ж а   Р у м м е л ь.   О да, госпожа Люнге, уж поверьте. Ваше счастье, что вы не жили здесь тогда.

Г о с п о ж а   Х о л т.   Тут все-все изменилось. Как вспомню свою юность…

Г о с п о ж а   Р у м м е л ь.   Да даже лет четырнадцать-пятнадцать назад… Господи помилуй, что за жизнь была! И бальное товарищество, и музыкальное…

М а р т а.   И театральное. Я его отлично помню.

Г о с п о ж а   Р у м м е л ь.   Да, да, как раз там ставили вашу пьесу, господин Тённесен.

Т ё н н е с е н   (отходит в глубь сцены). Что?!

Р ё р л у н д.   Пьесу студента Тённесена?

Г о с п о ж а   Р у м м е л ь.   Да, это было задолго до вашего появления здесь, господин учитель. Пьесу давали только один раз.

Г о с п о ж а   Л ю н г е.   Госпожа Руммель, вы мне про эту пьесу рассказывали, что играли в ней любовницу?

Г о с п о ж а   Р у м м е л ь   (косится на учителя). Я? Что-то запамятовала, госпожа Люнге. Зато отлично помню, как во всех домах беспрерывно устраивали званые приемы.

Г о с п о ж а   Х о л т.   Богом клянусь, я знаю дома, где давали по два обеда в неделю.

Г о с п о ж а   Л ю н г е.   И был еще передвижной театр, слышала я.

Г о с п о ж а   Р у м м е л ь.   О, это был сущий ужас!

Г о с п о ж а   Х о л т   (нервно покашливает). Хм, хм.

Г о с п о ж а   Р у м м е л ь.   Актеры? Нет, вот этого я не помню.

Г о с п о ж а   Л ю н г е.   Говорят, они вели себя не приведи Бог. А в чем там дело было?