Вернуться в сказку - [366]

— Тебе повезло, что ты призналась в том, что ты Пророк, — задумчиво говорит Женовеве её гость, остановившись в дверном проёме, — я убил бы тебя, знаешь? Убил бы, если бы ты не оказалась Пророком…

Теперь графиня Хоффман уже не боится этого человека. Она просто презирает его, как только может кого-то презирать женщина её положения, как только может кого-то презирать та, кто ещё полчаса назад так сильно боялась… Девушке до безумия хочется чем-то «уколоть», затронуть как можно более болезненную тему при разговоре. Ей хочется как-то оскорбить его — как бы опасно это ни было. Это всё превращается для девушки в какую-то увлекательную игру, которой ей так не хватало тогда, когда она сидела дома.

— Что вы за человек? — хмуро говорит Анна, когда они оказываются в кондитерской. — Уверена, что вы даже любить — и то, не умеете.

Ей кажется, что это — высшее оскорбление, какое только можно нанести человеку. Она уже ждёт гневного выпада с его стороны — ни на секунду девушка не забывала о том, как гневлив, несдержан, яростен может быть этот человек. Анна ждёт — ждёт его ярости, криков, обвинений, ответных оскорблений, но никак не простой открытой улыбки и тихих слов.

— Не умею! — как-то слишком просто подтверждает Кордле. — А ты — умеешь?

В его голосе нет ни тени гнева. Он улыбается. Отчего-то графине кажется, что принц ожидал от неё именно такого вопроса, когда привёл её в эту кондитерскую. По правде говоря, Феликс неплохо угостил её, но миссис Хоффман рассудила, что стоит купить пирожные для себя самой, а не полагаться на такого непостоянного и опасного человека, каким являлся племянник короля.

Анна не доверяла ему. Она не может себе позволить попасться на какой-то глупости вроде пирожных. Тем более, теперь девушка отвечает не только за свою жизнь, но и за жизнь их с Георгом будущего ребёнка, которого её муж наотрез отказался называть Дэвидом или Джимом, сказав, что если уж его супруге так уж невтерпёж назвать ребёнка именем кого-то из родителей, то пусть называет в честь своих.

Анна вздрагивает и смотрит на Кордле в каком-то суеверном ужасе. На лице Феликса читается лишь искреннее любопытство. Вероятность того, что он не понимает, чем вызвано замешательство графини, равна практически нулю. Разумеется, принц прекрасно всё понимает — вон как улыбается…

— Не смейте говорить мне «ты»! — восклицает в гневе девушка. — Я графиня Хоффман, Ваше Высочество, а не какая-то служанка!

Это заявление заставляет племянника короля расхохотаться. Анна от досады кусает губу. Ей обидно. До слёз обидно, что она совершенно не понимает, как оскорбить этого человека. В её ссорах с Леоном или Маргарет всё было куда проще… Можно было рассердиться, раскричаться, расплакаться, в конце концов. А тут… Графиня совершенно не понимала, что ей делать…

— Уверен — детство ты провела среди агратинов! — усмехается Феликс, игнорируя её слова. — Ты похожа на них, знаешь?

Какая из неё агратинка? Она так труслива… Чергэн уже давно влепила этому человеку оплеуху, да такую, что тот вовек к ней близко бы не подошёл. Радда бы сказала что-то такое, что Кордле больше в жизни бы не заговорил с ней… А Анна? Анна попыталась как-то уязвить его, но это не возымело ровным счётом никакого эффекта.

Когда принц тянет к ней руку, девушка с досады почти готова это стерпеть. Она думает, что готова. Но когда его холодные пальцы касаются её щеки, графиня, сама того от себя не ожидая, мгновенно вскидывается, с перепугу сильно бьёт его по руке, заставляя мужчину отстраниться.

— Ух ты! — восхищённо восклицает Кордле. — Я уж думал — ты мне руку отхватишь!

Анна зло смотрит на него. Было бы неплохо, если бы, действительно, отхватила. Впрочем, Феликс ожидал этого. А, значит, это не доставило бы графине такого удовольствия, как то, которое могло появиться только в том случае, если бы Кордле поразился бы ей, если бы на его лице появилось то бесценное выражение удивления.

— Кстати! — вдруг произносит мужчина. — Ты так и не ответила на мой вопрос. Это, по крайней мере, невежливо — я на ваш ответил. Так что — вы умеете любить? Ответьте мне — это не так уж сложно.

Анна молчит. Отчего-то этот вопрос заставляет её задуматься. Умеет ли? А вдруг, действительно, нет? Вдруг всё то, что она чувствовала к Георгу Хоффману, своему мужу — корысть, желание наживы? Вдруг это так? В таком случае, она сама не стоит ни гроша… Вдруг всё то, что она чувствовала к родному брату Леону — просто желание некой защищённости, какое-то соревнование, удальство?

— Милая Анна! — говорит он почти ласково. — Вы зря меня боитесь — вам я ничего не сделаю.

Даже не делает вида, что понял, почему задумалась девушка. Графиня уверена, что он лжёт. Такая лживая тварь, какой, бесспорно, являлся господин Кордле, просто не могла не лгать. Но тут люди… Он же не сделает с ней ничего такого, пока они в столь людном месте? Он же оставит её живой? Он же не причинит вреда её ребёнку? Миссис Хоффман жутко его боится, что бы она не пыталась ему доказать. И самое страшное было в том, что Феликс Кордле прекрасно знал об её страхе?

— Так вы умеете любить или нет? — задаёт он вопрос снова.