Вернуться в сказку - [255]

Тяжёлая входная дверь даже не заскрипела, когда хозяин открыл её. Казалось, всё здесь старалось не нарушать ту тишину, которая была уже родной для этих мест. Казалось, всё тут говорило о том, как их предали, как их оставили, бросили… Забыли…

Экономка не встречала его — сегодня суббота, и старая женщина не работала, а сын тем более не собирался спускаться вниз. Хозяин дома снял пальто и повесил его на крючок, прибитый им ещё очень давно, больше двадцати лет назад, и направился к лестнице. К крепкой и хорошей лестнице, которая тоже не скрипела, когда он стал подниматься по её ступенькам на второй этаж. Ещё одна дверь. Потом коридор. И только в конце коридора будет комната, в которой живёт тот, кого мужчина пришёл навестить. И этот человек будет совсем не рад его видеть.

— Зачем ты пришёл? — равнодушный и такой ожидаемый вопрос. — Миссис Рэмпбэлл говорит, что денег, которые ты привёз в прошлый раз, хватит ещё надолго.

Мужчина отводит взгляд, ему слишком тяжело слышать этот холодный голос, видеть это худое и бледное, так похожее на его собственное, лицо, смотреть в эти серые глаза, полные немого укора и того же безразличия, которым дышит весь дом… Когда Джордж ненавидел его было куда проще. Теперь же подросток просто презирал, даже не обращал внимания, смотрел на него, как на одну из вещей, что стояли в комнате…

— Не говори! — резко одёргивает отца парень, когда тот собирается ответить. — Я не слишком хочу тебя слышать, знаешь ли.

Мужчина кивает. Молчит. Он просто стоит в этой маленькой комнатке и смотрит на мальчишку, что с равнодушным видом сидит на подоконнике с книгой. Он не узнаёт его. Это совсем не тот ребёнок, которого он оставлял в доме три года назад. Совсем не тот. Дэвиду думается, что он был несправедлив к тому ребёнку, был несправедлив к его сестре… Только вот теперь это не изменишь. Нужно принять это. И просто постараться хоть как-то это исправить.

— Джордж, мы с тобой не виделись три года, — произносит Дэвид Блюменстрост, стараясь говорить как можно спокойнее.

Парень кивает и, отложив книгу в сторону, поднимается с подоконника. Джордж всегда был бледен, но сейчас он бледен особенно, кажется мужчине. Что случилось за то время, на которое отец, если уж говорить честно, просто забыл о своём ребёнке? Джордж смотрит пристально, словно изучая, смотрит внимательно и, почему-то Дэвид только сейчас это замечает, зло.

— Это были лучшие три года в моей жизни! — с ненавистью выплёвывает парень.

Молчание. Ни один из них не знает — что можно сказать друг другу теперь. Дэвид думает, что, когда он только ехал сюда, он представлял их встречу совсем по-другому. Джордж, кажется, приходит в себя и снова забирается на подоконник, берёт книгу, отворачивается к окну. На следующие попытки отца заговорить он не отвечает. Молчит. Порой Блюменстросту-старшему становится страшно, что сын просто не слышит его. Не слышит потому, что не хочет слышать, не слышит потому, что когда-то сам Дэвид не хотел слушать.

В конце концов, мужчина не выдерживает, сухо прощается и выходит из комнаты, проходит тот самый коридорчик с белыми стенами, спускается по лестнице, которая не скрипит, ненадолго останавливается у комнаты, большой комнаты, где жил когда-то Джордж. Но теперь мальчик никогда не вернётся сюда. Именно здесь погибла Мари, и это место заставляет его снова и снова переживать события того проклятого дня. Дня, когда их семья развалилась окончательно. В день, когда умерла последняя надежда на счастливую жизнь, на жизнь, которая была до смерти Аннэт…

Дэвид выходит на улицу, в тот заброшенный садик, где раньше его жена пыталась сажать экзотические растения. Проходит по, ещё не до конца заросшей, благодаря стараниям старухи-экономки, дорожки, оборачивается перед самой калиткой. Его шестнадцатилетний сын сидит на том же подоконнике, отсюда это прекрасно видно, но на отца не смотрит. Дэвид тяжело вздыхает и идёт дальше. В конце концов, дома его ждёт жена, к которой он, за все годы их брака, уже успел привыкнуть, дома его ждёт работа, работа, ради которой он предал собственных детей.

— Зачем ты пришёл?! — шепчет Джордж, когда тот наконец уходит. — Мне было так хорошо без тебя!

День выдался тёплым, солнечным и как ни странно тихим — как раз то, что нужно пожилому человеку, чтобы чувствовать себя комфортно. Ребятишки, которые обыкновенно летом носились по улицам, гоняя мяч или просто шумно болтая, сейчас были на занятиях, и ничто не могло мешать господину Делюжану наслаждаться спокойствием и тишиной. Сидеть в кресле вот так — не делая ничего, даже не читая — что может быть лучше? Когда все дела уже давно сделаны, когда совершенно некуда спешить, да и не зачем… Делюжан любил такие дни. Любил спокойную осень. Любил просто сидеть и ни о чём не думать. Как когда-то он сидел дома, порой даже в ночном халате. Когда у него был дом… Не тот дворец, который находится в столице, а тот дом, который был взорван. Вместе с его семьёй. Его женой и двумя детьми.

День выдался солнечным и, главное, спокойным, как раз таким, чтобы можно было что-нибудь обдумать, переосмыслить, понять… Как раз таким, чтобы можно было помечтать, подумать о чём-то светлом и хорошем, когда можно представить, что все несчастья, которые произошли — лишь дурной сон, и чтобы они закончились стоит только закрыть глаза…