Вернуться в сказку - [227]

Алесия Хайнтс была одной из друзей графа. И она нравилась Леону меньше всего. Анна была совсем не такой. Его сестрёнка Энни была чище, невиннее, что ли? И она ещё могла искренне любить. Алесия же, казалось, любить уже давно разучилась. Эта женщина, называть её девушкой у Истнорда язык никак не поворачивался, была так же холодно идеальна, как Хоффман, была так же блистательно красива и так же бесчувственна, как он. Пожалуй, она была тем, с кем меньше всего хотелось связывать свою жизнь. Да, она была красива, даже умна, но она не была способна любить. Она была просто красивой оболочкой, разглядеть что-то за которой было просто невозможно. Была ли эта оболочка пустой? Леон был уверен в этом.

Даже платье, которое было сейчас на ней, идеально подходило ей. А волосы? Прекрасные белокурые волосы, в которые влюблялся не один мужчина? Всё в ней было слишком. Когда она улыбалась, обнажался ровный ряд жемчужно-белых зубов, когда она смеялась, звуки звонкого голоса будто рассыпались и растворялись в комнате, где она была. А улыбалась или смеялась эта леди всегда. Ступала она осторожно, бесшумно, словно кошка, и грациозно. Красивая. Ослепительно красивая. Почему Хоффман не выбрал её? Они идеально подходили друг друга. Главное, оба были неспособны любить.

— Не дуйся на Хоффмана, мальчик, — будто слыша его мысли, фыркает мисс Хайнтс. — Он куда более сложный человек, чем кажется твоей глупой головке.

Леон готов рассмеяться — сложный человек и граф. Да что могло быть сложного в этом секретаришке? Что он мог чувствовать?! Да, он был умён, красив, богат, но все хорошие его качества на этом заканчивались. Что было хорошего в этом человеке? Он не был способен на проявление каких-либо чувств, он не был способен, вообще, что-либо чувствовать, всегда был холоден. И Анна страдала от этого. Страдала, он, Леон, был её братом и чувствовал это, хоть девушка старалась и не показывать этого. Сколько он себя помнил, Энни была всегда готова смеяться, шутить. Она никогда никому не позволяла заставить себя плакать. И Истнорд не смог бы простить графу её слёз. И не сможет простить их.

Что сложного могло быть в этом человеке? Да будто он видел что-то, помимо своих цифр и отчётов? Разве всерьёз интересовался чем-то кроме этого? Алесия серьёзно смотрела на Леона, будто хотела дождаться чего-то. Но парень не понимал этого. Он просто хотел поскорее отделаться от неё. Ему было противно её общество.

— Я не мальчик, — упрямо возражает Леон. — И этот человек не может быть сложным. Он обычный кабинетный человечек. Он не способен показывать какие-то эмоции!

Алесия усмехается. Красивый рот коверкает эта усмешка, впрочем, даже сейчас мисс Хайнтс ослепительно красива, как и обычно. Длинные волосы спадают на оголённые белые плечи, она всегда казалась всем прекрасной. Достаточно прекрасной, чтобы благоговеть перед её красотой, и достаточно распущенной, чтобы презирать её. Голубые глаза необычно строго для неё смотрели на Истнорда. Услышав его ответ, девушка смеётся, как будто услышала что-то смешное. Леон краснеет от этого смеха. Ему неудобно находиться рядом с этой женщиной.

— То есть, с тем, что ты совсем ещё глупенький, ты согласен? — смеётся она. — Не мальчик? Как же не мальчик? А кто ты тогда?

Молодой человек краснеет ещё больше, хотя ещё минуту назад ему казалось, что дальше уже некуда. Он готов провалиться со стыда от этого насмешливого взгляда, который обращён к нему. Алесия совсем не стесняется так смотреть, хотя, пожалуй, и Анна бы не стеснялась. Но Энни была его сестрой, ей это было позволительно, хоть она и была младше его.

А мисс Хайнтс не была ему никем. Просто знакомая мужа его сестры. Красивая, но пустая, в общем-то, девушка. Разве нужно было слушать её? Это можно было даже назвать неуважением к самому себе. Она была красива, да, но это было, пожалуй, единственное её хорошее качество. Была ли она умна или глупа говорить тоже было странно. Никто никогда не задумывался над этим.

— И говорю же, не думай о Хоффмане так, — говорит она уже серьёзно. — Он хороший человек, хоть и странный.

Леон недоверчиво смотрит на девушку. Белое платье на ней смотрелось несколько странно. Истнорд когда-то слышал от матери, что белый цвет означает невинность, а назвать Алесию невинной у него язык не поворачивался. Что творилось в её душе? Переживала ли она из-за чего-то? Или могла только смеяться? Энни, его маленькая Энни, старалась относиться ко всем друзьям своего мужа как можно спокойнее. Почему? Было ли это знаком того, что граф уже начал плохо относиться к ней или нет? Леону хотелось убить этого человека. Он был тем, кого хотелось ненавидеть. И кого ненавидеть казалось по-настоящему глупо. Молодой Истнорд не был похож на своего отца. Все и всегда говорили ему это. В общем-то, и Анна не была похожа на него. Слишком свободолюбива, упряма… Как она себя будет чувствовать в браке с Хоффманом? Леон беспокоился за неё. Она была всем, что у него осталось. Больше никто не беспокоился о его судьбе, о его здоровье, о его интересах, больше никто не старался поддерживать его в любой ситуации, больше никто не старался спасти его от голодной смерти, когда, поссорившись с отцом, он оказался на улице…